«Чей же это такой соколенок сопливый? — заинтересовался Александр Николаевич, стараясь вспомнить знакомых детей. — Наверно, Соколова, того вдового, что недавно переехал. Ишь, как разыгрался, прижился уже на новом месте… А ведь и в самом деле Соколенок».
Из другого дома вышла молодая женщина в пестром длинном халате, жена рабочего Демьянко. Скособочась, она несла, уперев в бедро, таз с грудой стираного белья. Поставив таз, женщина развернула мокрую простыню, хлопнула ею, расправляя в воздухе, и набросила на веревку; голубоватое полотнище заструилось на ветерке. И вдруг Александру Николаевичу показалось, что все, все видимое глазу: не только голенькие деревца, посаженные вдоль тротуаров, а даже серые однообразные дома — какое-то трепетно-радостное.
— Солнце с ветерком играют, что ли, и оттого все будто шевелится? — сказал он Варваре Константиновне.
— А не голова у тебя закружилась от воздуха?
— Нет, голова у меня сейчас ясная. И сам я весь окреп. А весна еще больше бодрит. — Александр Николаевич виновато улыбнулся. — Я, Варя, тебе должен секрет открыть.
— Ну-ка?
— Было такое, что я со старшими сыновьями завещательный разговор имел. Распоряжения им сделал, чтобы выполнили, как меня на свете не станет. — Александр Николаевич покачал головой. — Дмитрию велел даже поминки на флоте по мне справить. В какую панику ударился, — он снова, но уже с тревогой посмотрел жене в лицо и вдруг спросил о том, о чем еще не спрашивал: — Как там доктора насчет моей судьбы определяют? Как мне жить дальше?..
— А так и будешь…
Чтобы не расстраивать преждевременно Александра Николаевича, ему еще не объявили о категорическом запрещении работать. Варвара же Константиновна об этом знала, но это ее не тревожило: семье на сытую жизнь хватит; от Дмитрия уже пришел перевод на пятьсот рублей, да и Артем в один из своих наездов по секрету от отца дал ей две сотенных.
— Хорошо будем жить.
— Неужели работы лишат?
— Ишь ты, работник. Да тебя в цеху в первый же час грохотом пришибет.
— Не обязательно в цех. Можно куда полегче.
— Не о том пока думай. — Варвара Константиновна наклонилась к мужу и поправила ему шарф.
— А ты чего это раздевшись выскочила? — притворно рассердился Александр Николаевич, тронутый заботой жены; он указал рукой на Демьянко, развешивавшую белье. Ветерок трепал на ней халат, обнажая голые ноги в мужских галошах. — Такой-то нипочем и босиком по снегу пробежать. Ступай домой. А то одевайся да выноси и себе табуретку. Усядемся рядком, и пускай люди, глядя на нас, думают: какая трогательная пара!