— Но опять нужно время на сосредоточение, рассредоточение, перемещения? — язвительно спросил Ачесон.
— Нет, организовать бомбардировку обычными бомбами мы сможем в течение суток, и силами до трехсот машин первого эшелона, — ответил Бредли. — ВВС у нас, в связи с корейскими событиями, в полной готовности. Вот только я не уверен, что из трехсот машин вернется на базы хотя бы половина…
— Вы испугались потерь, генерал? — спросил Даллес, явно поддерживая государственного секретаря.
Бредли вздохнул, сдерживая себя, все время проблемы с этими штатскими, лезут не в свои вопросы, пытаются командовать армиями, не попробовав перед этим покомандовать хотя бы ротой… Хорошо хоть президент не из таких, слушает внимательно и — старается не возражать, когда говорят свои, военные.
— При налетах на Германию четыре года назад, — сказал Бредли, — при потерях четверти самолетов в некоторых авиагруппах были массовые отказы на дальнейшие вылеты. Ни трибунал, ни разжалование не помогали. Своя жизнь оказалась дороже погон. Что будет, если мы столкнемся с русской ПВО, говорить как-то не хочется…
— Вы полагаете, что ПВО у русских в Манчжурии сильнее германского на их собственных землях? — поинтересовался Ачесон.
— Русское ПВО к концу войны было сильнейшим в мире, — вздохнул генерал, опять надо доказывать этим политиканам очевидное.
— Я вас перебью, — прервал президент возникшие было дебаты. — Тема нанесения авиаударов по Порт-Артуру и Владивостоку интересная, но что эти удары дадут нам?
— Ответ Советам, как вы и просили, господин президент, — пожал плечами Бредли.
Эйзенхауэр оглядел лица собравшихся. Все, кажется, даже немного повеселели. Еще бы, теперь им предстояло вращаться в привычной атмосфере выработки планов, переваливания друг на друга ответственности, колких замечаний и привычного недоверия к словам собеседника. Всё скатывалось к зауряднейшему совещанию при главе государства.
— Господа! — Эйзенхауэр встал. — Спасибо за высказанные мнения. Совещание окончено. Прошу остаться мистера Ачесона. Остальных же прошу продолжить исполнение своих обязанностей. А вас, генерал Макартур, настоятельно прошу отдохнуть хотя бы восемь часов.
В самом деле, к концу совещания Макартур буквально клевал носом, изо всех сил стараясь не заснуть. Видимо, таковой была реакция его организма на пережитое: внезапный атомный ответ русских, паника и неразбериха в штабе, попытки организовать помощь пострадавшим, а следом за этим — перелет в Вашингтон и нервное совещание у президента.
Военные и штатские зашуршали, задвигались, поднимаясь со своих мест, неторопливо, переговариваясь между собой, принялись выходить из кабинета. Президент смотрел им в след и чувствовал, как с каждым выходящим на его плечи всё тяжелее и тяжелее давит груз ответственности. Теперь, когда они остались вдвоем с госсекретарем, приходилось принимать решение. И, к сожалению, не самое лучшее в его жизни.