не стоять. Портовые города полны матросов, стоявших у грота-шкот: они скачут на одной ноге, сынок, а остальных и просто нет в живых. Ставьте гика-тали, мистер Хэй. Ударил вас, говорите? Счастье для вас, что ударил.
— Ладно, — медленно произнес Хьюиш, — пожалуй, в этом есть правда. Будем думать, что есть.
Он подчеркнуто повернулся спиной к капитану, ушел в надстройку, и раздавшийся там немедленно выстрел пробки возвестил, что он нашел средство утешиться.
Геррик перешел на корму к капитану.
— Как она сейчас? — спросил он.
— Ост тень норд пол к норду, — ответил Дэвис. — Почти как я ожидал.
— А что подумают матросы?
— Э, они не думают. Им за это не платят, — ответил капитан.
— Кажется, у вас что-то произошло с… — Геррик не договорил.
— Скверная тварь, так и норовит укусить. — Капитан покачал головой. — Но пока вы и я держимся вместе, это не имеет значения.
Геррик лег в проходе с наветренной стороны. Вечер бил ясный, безоблачный. Покачивание корабля убаюкивало Геррика, к тому же он ощущал тяжесть первой сытной еды после долгой голодовки. От глубокого сна его разбудил голос Дэвиса:
— Восемь склянок!
Геррик осоловело поднялся и побрел на корму, где капитан передал ему штурвал.
— Бейдевинд,[12] — сказал он. — Ветер немного порывистый. Как. рванет посильнее, так забирайте насколько можно к наветренной стороне, но держите полный.
Он шагнул к надстройке, помедлил и окликнул полубак:
— Нет ли там у кого концертины? Молодчина, Дядюшка Нед. Тащи ее на корму, ладно?
Шхуна очень легко слушалась руля, и Герриком, который не спускал глаз с парусов, белевших в лунном свете, овладела дремота. Резкий звук, донесшийся из каюты, вывел его из забытья — там откупорили третью бутылку, и Геррик вспомнил про «Морского скитальца» и про Группу Четырнадцати островов. Вслед за этим послышались звуки аккордеона и голос капитана:
Что нам ураганы? Мы набьем карманы
И пойдем, пойдем плясать по берегу реки —
Я в обнимку с Молли, а Том в обнимку с Полли,
Как вернемся мы из Южной Аме-ри-ки!
[13]Звучала затейливая мелодия; вахтенный внизу остановился у передней двери и заслушался. При свете луны видно было, как Дядюшка Нед кивает в такт головой; Геррик улыбался, стоя у штурвала, забыв на время о своих тревогах. Песня следовала за песней, взлетела еще одна пробка, голоса стали громче, точно двое в каюте ссорились, но согласие, видимо, было тут же восстановлено, и теперь послышался голос Хьюиша, который под аккомпанемент капитана затянул:
На воздушном шарике
На небо полетим,
Звезды посчитаем,
На месяц поглядим!
Геррика захлестнула волна омерзения. Он сам удивлялся, до какой степени мелодия и слова (написанные не без лихости), голос и манера певца действовали ему на нервы: как скрип ножа по тарелке. Его тошнило при мысли, что оба его компаньона упиваются до потери сознания краденым вином, ссорятся и икают и опять приходят в себя, в то время как перед ними уже зияют двери тюрьмы.