и онемело все в них — из унылой
тишины зазвучала чья-то поступь,
уверенная, мерная, как эхо
твердого сердца; и никто не ведал,
чей и откуда шаг; ибо со дна
своих сердец услышали тот звук
и в их среде звучал он. И познали,
что был некто Загадочный меж них,
и сердце всех — в его великом сердце.
И влеклися за поступью чудесной,
по-прежнему с закрытыми глазами,
уцепившись душою за стопы
Незримого.
И было, если кто
приоткрывал с усилием ресницы,
отличали глаза его невольно
двух юношей, ростом и мощью равных,
головой выше спутников; и оба
загадочны, и широко раскрыты
очи у них обоих; но один
кроток и светлоок, и смотрит в небо,
словно там ищет звезду своей жизни, —
другой мрачен и грозен, его брови
насуплены, глаза устремлены
к земле, словно пытают у нее
о великой утрате. И не можно
отгадать, кто Загадочный водитель
меж этими двумя.
V
На третью ночь —
ночь, полную лазури и созвездий,
они пришли к реке, широкой, черной,
как смола, и воскликнули: вода!
И налетели хищно, и глотали,
и легли отдыхать на берегу.
И закричали двое: — Мы нашли
лебеду! — И накинулися жадно
все на лебеду, и жадно ели,
и снова полегли на берегу.
И неведомо было им, что пили
из реки Аваддон, чье имя Гибель,
и вкусили от корня Сатаны.
Лишь один светлоокий не коснулся
ни до чего. Опершись одиноко
о прибрежный утес, он стал поодаль,
и глаза его рыли бездну ночи,
и напряженное ухо внимало
песне души.
Тогда поднялся вдруг
тот Грозный, мрачный, с гневными бровями,
и приблизился к ним, и вопросил:
— Братья, не позабыта ль вами песнь
о Ненависти, песнь Уничтоженья?
И промолчали юноши, ни слова
не сказали в ответ, ибо стыдились —
ибо вовек не знавали той песни.
Только один, золотисто-кудрявый,
еще дитя, выпятил важно грудь
и вскричал, лицемеря:
— Разве мог
юный лев позабыть свое рыканье,
разве...
Стрела сверкнула из очей
Грозного и спалила на устах
ребячью ложь. И в мрачном гневе молвил
Загадочный:
— Стал юный лев шакалом,
псом пустыни...
И потупился отрок,
зарделся и уставился глазами
в большой палец ноги, вертя в руках
осколок голыша. Добрая ночь
его сокрыла, и никто не видел
его стыда.
А Загадочный сел
на берегу, и в черных глубинах
его жгучие взоры утонули
и заблудились. Юноши, притихнув,
затаили дыханье, ибо ужас
пал великий на них, и сердце ныло
от невнятного трепета. И слухом
прильнули к тишине: палимый жаждой,
так приникает скиталец в пустыне
ухом к немой скале — и будто внемлет
из гранита запечатленный лепет
подземного ключа...
И зазвучала
в этот миг песнь Загадочного, тихо,
словно прозрачный голос самого