— Полагаю, что да, — сказала Изабел.
В этом было свое утешение, крошечный огонек уверенности в хаосе мрака, взмах руки со сцены в знак прощенья и мира, когда тебя вызывают на «бис».
Она пойдет к доктору Грегори, ляжет на кушетку и во всем разберется. Она оглушена, потрясена и напугана. И она права. Она хотела ему об этом сказать. «Если я не призналась во всем мужу, — скажет она, — так только потому, что его трудно было любить. Я говорила, что чувствую его чужим, так ведь он и был чужим. Вы ошибались, а я была права».
Изабел поехала на Харли-стрит в такси. Никто на нее не налетел, никто не толкнул. Счетчик, как и всегда, методично отсчитывал километры.
У водителя был угрюмый вид. Если в ее жизни наступил кризис, если она чудом осталась жива, если то, во что она верила, чем жила — ее брак с Хомером, — исчезло в одночасье, ему-то что? Она пассажирка, а не женщина. Так же, как для нее он водитель, а не мужчина. В этом была справедливость. Кто знает, может быть, он только что вернулся из больницы с диагнозом: последняя стадия рака?
— У тебя все в порядке, подруга? — спросил водитель, когда она расплатилась, доказав этим вопросом, что она была не права, что ему не все равно.
— Разве похоже, что нет?
— Да.
— Получила плохие известия.
— Что, на супружеском фронте?
— Верно.
— Ответ один, — сказал он, — не выходить замуж. — И пока Изабел раздумывала над этим, медленно, как все, что она теперь делала, он уехал, растворился в темноте, не дав ей сдачи.
Лифты в доме, где был кабинет доктора Грегори, спускались вниз переполненными, поднимались почти пустыми. Изабел спрашивала себя, почему ей так важно, чтобы доктор Грегори знал, что она была права насчет Хомера, а он не прав. Потому, вероятно, что области, в которых она достигла успеха или, по крайней мере, вела себя разумно, так внезапно сузились. Чтобы она смогла выжить, прожить еще несколько дней, несколько недель, ей было необходимо сохранить хотя бы здесь самоуважение. Она не сомневалась, что в кои-то веки доктор Грегори откажется от своего принципа невмешательства и скажет ей, что делать. Если марионетку не дергать за нитки, она будет лежать без движения.
Изабел была рада, что внутри у нее все оцепенело. Нет сомнения, что вскоре она почувствует боль.
Секретарша доктора Грегори уже ушла домой. Вешалка для шляп была пуста, пишущая машинка — под чехлом. Дверь в кабинет распахнута настежь, до нее донеслась тихая музыка — по радио шла вечерняя программа. Изабел почувствовала себя в безопасности, словно снова стала ребенком, а здесь ее ждал отец, которого она никогда не знала: источник мудрости, силы и доброты. Как объяснил бы это доктор Грегори? Она громко рассмеялась. Самоочевидный случай позитивного переноса. Разумеется, он отлучит ее от груди, но постепенно и мягко.