На другой день, вернувшись с кладбища после похорон, Пьер позавтракал в своей комнате один, решив распрощаться с донной Серафиной и кардиналом после обеда. Он уезжал из Рима вечером, поезд уходил в десять часов семнадцать минут. Ничто здесь больше не удерживало аббата, он хотел только нанести один визит, прощальный визит старику Орландо, герою войны за независимость, которому твердо обещал, что не уедет в Париж, не поговорив с ним по душам.
И в два часа Пьер послал за извозчиком, который отвез его на улицу Двадцатого Сентября.
Всю ночь моросил мелкий дождь, и над городом навис мокрый, серый туман. Теперь дождь перестал, но погода не прояснилась, и под хмурым декабрьским небом высокие новые дворцы на улице Двадцатого Сентября с их одинаковыми балконами, бесконечными ровными рядами окон и блеклыми фасадами казались безмерно печальными, словно вымершими. Здание министерства финансов, это нескладное нагромождение каменных уступов и скульптур, особенно походило на унылые, безжизненные руины. После дождя стало почти тепло, но воздух был влажным и душным.
Пьер удивился, увидев в прихожей особняка Прада четверых или пятерых мужчин, снимавших пальто, но слуга сказал ему, что молодой граф назначил здесь встречу с подрядчиками. Если господин аббат желает навестить старого графа Прада, пусть поднимется на четвертый этаж. Вход через маленькую дверь, направо от площадки.
Но на втором этаже Пьер неожиданно столкнулся лицом к лицу с графом Прада, встречавшим подрядчиков. Пьер заметил, что, узнав его, граф побледнел как полотно. Они еще не виделись после страшной драмы. И священник понял, какую тревогу вызвал его приход у этого человека, как того мучает мысль о своем преступном моральном сообщничестве и смертельный страх, что его разгадали.
— Вы пришли ко мне, вы хотите со мной поговорить?
— Нет, я уезжаю и пришел проститься с вашим отцом.
Прада побледнел еще сильнее, лицо его передернулось.
— А, вы к нему… Он не совсем здоров, поберегите его.
Волнение против воли выдало его страх: он боялся неосторожного слова, быть может, даже какого-нибудь последнего поручения, проклятия, посланного мужчиной или женщиной, которых он убил. Конечно, его отец тоже умрет, если узнает об этом.
— Как досадно, что я не могу подняться к отцу вместе с вами. Эти господа ждут меня… Бог ты мой, какая обида! Но я скоро освобожусь и приду наверх, тотчас же приду!
Граф не знал, как задержать Пьера, приходилось оставить его наедине со старым Орландо, в то время как сам он принужден сидеть внизу и заниматься запутанными денежными делами. Но когда Пьер поднимался по лестнице, Прада глядел ему вслед, полный смятения, тревоги, горячей мольбы. Отец был для него единственной истинной привязанностью, граф любил его горячо и преданно всю жизнь.