— Матвей, ты не спишь? — окликнул Сережа по-французски.
— Нет, — ответил Матвей.
— Матвей, подумай только, — сказал Сережа, приподнявшись на локте, — крестьяне — ведь это русский народ, и они в рабстве. Ведь это только в древности были рабы. Как же это случилось, а?
— Не знаю, — ответил Матвей.
Ему, по-видимому, было тяжело говорить об этом.
— Ну, а государь? — продолжал Сережа. — Как же он позволяет?
Наступило молчание. Одна и та же мысль мелькнула в голове у обоих.
— Скажи, Матвей, голубчик, — нерешительно проговорил наконец Сережа, и голос у него дрогнул, — почему же отец не отпустит своих крестьян на волю? Он хороший, великодушный…
— Не знаю, Сережа, право, не знаю, — тихо ответил Матвей и, закутавшись в одеяло, отвернулся к стене.
Прошел год с того дня, как Матвей и Сережа перепрыгнули через полосатую рогатку, отделявшую их от России. Был апрель 1810 года. Анна Семеновна умирала от грудной жабы. Доктор, толстый немец со звездой на фраке, старательно размешивал какие-то микстуры и только вздыхал безнадежно в ответ на жалкие, молящие взгляды Ивана Матвеевича.
— Ви не очень волновайтис, — говорил он Ивану Матвеевичу, когда тот бегал по комнате, хватаясь за волосы. — Ви сами нуждайтис покой.
Дети окружали постель Анны Семеновны. Сережа стоял на коленях у ее изголовья и держал ее руку.
— Мама, я здесь, — шептал он. — Я здесь…
И он чувствовал, что мать отвечает ему еле заметным пожатием исхудавших пальцев.
— Где Ипполит? — вдруг проговорила Анна Семеновна, беспокойно задвигавшись.
Матвей взял Ипполита на руки и поднес его к матери. Она прикоснулась к его волосам пальцами. И тотчас голова ее завалилась назад. Наступила тишина. Доктор пощупал пульс и печально кивнул головой. Анна Семеновна была мертва.
Лизонька, старшая дочь, остановила стрелку больших часов на камине. Было пять часов пополудни.
Иван Матвеевич с рыданиями бросился вон из комнаты. По дороге он упал. Он бился в истерике на полу. Его большие круглые очки разбились. Доктор вместе с дворецким Фернандо перетащили его на диван в соседнюю комнату. Фернандо принес стакан воды. Доктор совал в нос какие-то капли. Иван Матвеевич отталкивал стакан с водой и расплескал лекарство доктору на жилет.
— Рок тяготеет над нами! — выкрикивал он среди рыданий. — Узнаю его зловещую руку!
Катя, стоя на коленях, целовала руки отца. Все столпились около него и старались успокоить.
Отец утих. Он откинулся в изнеможении на спинку дивана.
— Будем покорны судьбе, — говорил он, закрывая глаза. — И да свершится воля неба!
Дворецкий Фернандо подобрал осколки очков и, осторожно ступая, вынес их прочь на совке.