Встал Федор Николаевич Глинка, раскрасневшийся и взволнованный.
— Господа, — сказал он нежным голосом, — я понимаю доводы Павла Ивановича, я сам республиканец но чувствам, но, господа, не слишком ли поспешно, не слишком ли скоро все это?.. Республика сурова, она требует доблестей Брута и Аристида. Не лучше ли кроткая снисходительность на престоле? Вы знаете несчастье нашей государыни Елизаветы Алексеевны. Она любит своего венчанного супруга, а он — нечего греха таить — изменяет ей. Будучи несчастна сама, она поймет страдания народа. Кроткая женская улыбка, сияющая с высоты престола, — подумайте только, какую радость прольет она в русские сердца! Свергнув государя, отчего нам не возвести на престол его обиженную супругу?..
Громкий хохот приветствовал его слова.
— Пиита! — раздался чей-то голос. — Опиши все это стихами!
Смеялись все. Улыбался Сергей. Один Пестель сумрачно молчал.
Никита приступил к голосованию.
— Кто за республику?.. Кто за монархию? — провозгласил он торжественно.
Республика была принята всеми, за исключением Глинки, который, махнув рукой, решительно заявил:
— Против совести не могу!
— Какое средство может послужить для совершения переворота? — спросил Пестеля Никита, провожая его, вместе с Сергеем, на Мойку, в гостиницу Демута. Пестель на этот раз предпочел остановиться в гостинице, а не у брата.
— Какое средство? — ответил Пестель. — Армия. Мы должны приготовить армию для удара, действуя сначала через офицеров, как это сделал генерал Риего.
— Вы полагаете, солдаты пойдут за нами? — после некоторого раздумья спросил Никита.
— Не сомневаюсь, — ответил Пестель. — В важных частях в гвардии например, нужно иметь небольшое число солдат, посвященных в наши цели, хотя бы пять-шесть человек' А затем, в решительную минуту, по всей армии будет объявлен солдатам приказ — сместить всех начальников, враждебных народу, и выбрать новых. Если не хватит офицеров, пусть выберут из своей среды. Новые начальники, всем обязанные революции, будут за нас.
Подошли к гостинице.
— А хороши наши филантропы, нечего сказать, — сказал Пестель, пожимая обоим руки на прощание. — Все они республиканцы по чувствам, а как дойдет до дела…
Он рассмеялся и скрылся в подъезде.
Матвей оставил строевую службу. Он поступил адъютантом к малороссийскому генерал-губернатору князю Репнину, другу семьи Капнистов, и уехал в Полтаву, где находилось генерал-губернаторское управление. Оттуда Матвей часто ездил в Обуховку и в Хомутец, который перешел в собственность Ивана Матвеевича после смерти его родственника Данилы Апостола.