— Что-что! — староста скривился, как от зубной боли. — Держаться сколь можно, да к Корнею на Княжий Погост весточку слать немедля!
— Как держаться-то? И кого куда разоставить? — хором, не сговариваясь, засыпали его вопросами бабы.
— Ступайте, подберите баб посмелей да посмышленей, чтобы не сбежали с испугу, а сигнал подать смогли, если ворог оживится. Пусть дозорных сменят на сторожевых вышках. А сами — на наш двор, будем Совет держать. Мужиков я обошел, велел быть, как освободятся.
А еще, Беляна, пошли кого из мальцов к Алене. Хватит ей убиваться, слезами горю не поможешь, а за тыном еще народ остался, не все в село вернулись с работ разных. Она знает, как «беду» в колокол звонить. Вот на эти дни — как раз по ней дело.
Озадаченные подруги подались исполнять поручения. Беляна — отрывать Алену от постели раненого Кондратия, да созывать баб по дворам, Анна — на подворье Лисовинов, где в тревожном ожидании собралась вся родня и челядь. Туда же подтянулись и другие ратнинские вдовы и жены, памятуя о воинском обучении Анны.
Село как вымерло. Первая волна беспорядочной женочьей паники сошла, и лишь изредка слышался судорожный прерывистый плач, да и тот быстро стихал, сменяясь гробовой тишиной. Все что можно — заперто и задвинуто. Холопские семьи затихли по своим закуткам, будто их и нет. Даже совсем малая ребятня, переняв тревожное состояние взрослых, молча, таращила глаза, вцепившись в подолы матерей, что с пронизывающими взглядами на суровых лицах ждали указаний. Такой страшной беды трудно было и представить. Ясно одно — дома нужно защищать без мужей. Но как вести себя, и что предпринять не знал никто.
Анна обвела взглядом сгрудившихся скопом на подворье растерянных баб:
— Кто пойдет мужей на вышках сторожевых сменить? За ворогом следить, да знак подать, если примет начнут делать али на приступ пойдут. Тут уж всем миром отражать придется, кому чем сподручнее.
— Я могу — Анна узнала молодую девку из куньевских, племянницу Татьяны — из лука тоже могу. С братьями на охоту ходила, научили.
— Одну не пущу! — схватила дочь за руку Дарена. — Со мной пойдешь!
— Тогда и нас с Прасковьей на пару считай — подала голос мать Сланы, о которой, как и обо всех оставшихся в Академии, не было ни слуху, ни духу. Анна растерялась — что если узреют ночью зарево пожара? Но выбора не было. Лукерья — сестра Сланы, будучи в тягости, вышла за матерью, уложив на вздернутый живот боевой лук, доставшийся ей в неравной борьбе с младшим братишкой. Малец, сидя с другими ребятами на коновязи так и пожирал сестру глазами, в которых застыла неприкрытая зависть.