И особенно порадовал воеводу Корнея Стерв, к вечеру пятого дня вернувшийся с «охоты» с парой пленников. На допрос собрались почти все десятники — каждому хотелось знать, с кем придется иметь дело. Не мог остаться в стороне и Мишка. Когда все расселись по лавкам в гриднице, четверо ратных втащили и поставили перед воеводой двоих. Первый, жилистый коренастый бородач, с небрежно перетянутым окровавленными тряпками правым плечом, угрюмо молчал в ответ на все вопросы. А вот другой, мелкий плюгавый мужичонка, чем-то неуловимо смахивавший на Пентюха, сразу же бухнулся на заплеванный пол перед сидящим в кресле дедом:
— Батюшка воевода, не вели казнить! Все, все что знаю расскажу! Не виноватый я, силой они меня заставляли.
— Ох, и гнида ж ты, Шевляга. Правду тогда Смык старшому говорил — самое место твое на дне Припяти! Пожалел тебя Чупра, да зря!
— Цыц! Раскудахтался, молчун! Ну-ка, ребятки, — обратился Корней к ратным, — сведите его во двор, да пусть Бурей ему десятка три батогов отвесит. Небось, язык поразвяжется.
— Иди, — от грубого тычка в раненое плечо лицо пленника перекосила гримаса боли. Но он только дернул связанными за спиной руками, презрительно сплюнул сгусток крови в сторону Шевляги и вышел в дверь.
— Говори, — все взоры обратились на оставшегося, — но гляди, коли соврешь — небо с овчинку покажется! Сначала все, что знаешь о тех, кто нападал!
— Все, все скажу, как есть, только не погуби! — мужичонка несколько раз стукнулся лбом в пол. — Нашу ватагу, когда мы невдалеке от Давид-городка были, ближник князя какого-то нанял. Лодьи на реке разбивать, да селища прибрежные…
— Как звать того князя? И не ври, что не слышал, — перебил пленника Кондратий.
— Не ведаю, кормилец, чем хочешь побожусь. Ратные ихние — нурманны да ятвяги, наособицу все время, их и не поймешь толком. А с ними все больше Чупра дело имел, да Смык еще.
— Брешешь, пес! Среди убитых ни одного чужеземца не было!
— Так ведь они ж на следующий день уплыли! Как село вот это самое взяли на щит — сразу его поделили — кому что. Себе-то они долю получше взяли, справу воинскую, серебро, меха, да и холопов большую часть. Потому наш старшой и решил задержаться на седьмицу, али больше. Местные уже дани княжеские начали свозить на Погост, вот тут знатно можно было рухлядишкой разжиться.
— И не боялись совсем, что придут по вас? — Рудный воевода даже не подумал скрыть своего презрения к незадачливым находникам. — Али от жадности последний умишко потеряли?
— Князя-то Туровского с дружиной нету в городе! А по Припяти ляхи, как дома шастают — вот и понадеялись, что успеем свой кус отхватить! От простого боярина отбились бы, к тому мы уже привычные. Но кто ж знал, что вас тут две сотни кованой рати?