По понедельникам начальник сборов, вредный, стукаческого типа майор, проводил общий развод. После уморительных формальных процедур построения и доклада этот майор с упорными терпением и тупостью все два месяца читал нотацию, начинавшуюся фразой, которая стала на сборах крылатой: «Продолжается употребление спиртных напитков, продолжается курение в палатках…». Народ одобрительно гудел, так как никаких мер борьбы с этими вредными в советской армии явлениями никто не предпринимал, хотя речь всегда заканчивалась обещанием найти и наказать виновных.
За два месяца случилось только одно серьезное происшествие.
Обед в солдатской столовой, мягко говоря, своеобразен. Столы рассчитаны на десять человек, которые размещаются на двух скамейках. На столе – десять алюминиевых мисок и два котелка. В одном – первое (жидкая баланда с несколькими, намного меньше десяти, кусочками не то мяса, не то сала, не то косточек, которые нужно как-то разделить), в другом второе (аналогичная баланда, но в виде каши). Плюс хлеб и какое-то питье. К обеду все уже голодны, потому что завтрак (хлеб с маслом и что-то вроде каши) происходит рано, в восемь утра. Столовая была летняя, так что в ней был свежий воздух и стояла веселая атмосфера – занятия на сегодня закончились, осталось поесть, поспать и поиграть или выпить.
В тот день обед, как обычно, гремел мисками и ложками, когда вдруг кто-то истерично заорал: «В супе черви!» Все стали присматриваться к содержимому миски, и действительно, в том, что должно было называться мясом, обнаружили червячков. Слабонервные выскакивали, чтобы сблевнуть. Более серьезные тут же вспомнили восстание на броненосце «Потемкин» и начали бузить. Такая причина. Поднялся гвалт – все кричали и стучали ложками по мискам и столам, а потом с призывом «Братва, едем на обед в Ош!» начали стихийно расходиться. В это время прибежал начальник сборов вместе с двумя капитанами, и им удалось каким-то образом построить большую часть сборов. Майор сказал, что, действительно, в первом было испорченное мясо, и виновные будут наказаны, но во втором мясо нормальное (он сам только что попробовал), и призвал всех вернуться в столовую и съесть второе. Но тут сборы проявили редкое единодушие – несмотря на вопли майора, все дружно разбрелись и из гарнизона вышли кто куда. На ужин никто не явился.
Вечером большинство были в поддатом состоянии и веселы. Буза продолжалась. Настроение было такое, что теперь у них есть полное право послать все куда подальше, по крайней мере сегодня. Пили вино, пели песни и играли в карты. Разве что девушек, как всегда, не было (если бы сборы происходили в наше время, девушки были бы точно). Бузили даже те, кто в общем-то достаточно лояльно относился к сборам, в силу природного чувства ответственности (бывает и такое, и с такими людьми приятно работать) или солидной должности. Один мужик по фамилии Калюжный (очень какая-то солидная фамилия) прибыл на сборы из Красноярского горкома партии. Ему было больше сорока лет, и по виду он был кем-нибудь на уровне зам завотдела. Молодежь на сборах не знала, большая это должность или нет, но обращались к Калюжному уважительно, несмотря на то что он относился к сборам добросовестно и как коммунист помогал начальнику сборов, как мог. Возможно, в Красноярск пришла разнарядка на приличного коммуниста – вот он и попал.