Все уважали Салиха. Как же иначе?! Первый внук старейшины деревни Ферита, самый успевающий ученик местной школы, отменный наездник, почитатель религиозных обрядов. Отец Салиха дружил с моим отцом с детства, они вместе учились в школе, даже женились в один день. Так что семья Салиха часто захаживала к нам. Приходили с гостинцами – бараньей вырезкой, домашними заготовками или молочным продуктами. Знали: мы нуждаемся, и таким, не ущемляющим ничью честь образом оказывали помощь.
Отец радовался, что Салих общается со мной. «Вот он сделает из тебя мужика. Ты посмотри, какой он крепкий, волевой, мудрый не по возрасту». Я отмалчивался и ухмылялся. Слышал ты бы, как этот «крепыш» кряхтит, когда твой сыночек надирает ему зад. Словно курица, которую топчет петух…
А вообще, Салих не был геем. Скорее, мужчиной с изуродованной психикой. В семь лет его изнасиловал четырнадцатилетний двоюродный брат Муса, в лесу, во время прогулки. Угрожая всякой чушью, он так и продолжал насиловать Салиха, а тот со временем начал получать удовольствие от унижений. «Поначалу было страшно, я отцу очень хотел рассказать, но не решился. Муса был любимчиком нашего рода. Мне бы не поверили… Потом привык, как будто так и должно быть. Если бы еще хоть каплю нежности, и все было бы хорошо…»
Я слышал, он женился. Уехал жить в Висбаден, там успешно занимается автомобильным бизнесом. Недавно на одном бизнес-сайте видел его фотографию. Он все так же красив. Правда, глаза стали печальнее…
– У нас даже молчание было одно на двоих. Прислонившись спиной к спине в одном коконе, мы предпочитали помолчать тому, чтобы о чем-то поговорить. Трудно представить, сколько интересного содержалось в этом немом общении – песни зеленых океанов, шепот пересоленных губ, прикосновение чужих трагедий, мерное шипение заката, тающего на раскаленной сковороде уходящего дня. Одним словом, не соскучишься…
Будь по-нашему, мы вообще не покидали бы стены своего мира, где раздавали улыбки безвозмездно, писали наискось строчки молитвы за счастье бездомных собак и возводили дома дружбы, в которых никогда не жили бы сами. Мы не хотели изменить реальный мир. Мы только хотели дополнить его красоту…
Каждый раз, выходя из нашего пространства, я забирал все-все мысли о ней, чтобы Аллах не понял, как я, до безумия, дорожу Назирой. Он ведь любитель отнимать самое сокровенное. И ее отнял в итоге…
Моя сестричка, самая чистая частичка моей души. В ней было то, чего, казалось, совсем не осталось в людях. Бескрайняя душевность. Она понимала, слушала, помогала, поддерживала, отдавала – все без какой-либо корысти. По временам возмущался ее добротой. «Наз, так нельзя! Ты отдаешь последнее… Многие из них не достойны этого». Она выдерживала паузу, а после поднимала на меня свои каштановые глаза, отвечала: «Я не могу по-другому… Веру в человеческих сердцах должны будить не только чудеса, но и сами люди». Мне нечего было возразить. Я просто обнимал сестру крепко-крепко, целовал ее густые локоны и понимал, что она научила меня счастью. Точнее, быть счастливым здесь и сейчас…