Другой эпизод. Одна из якобсоновских лекций о поэзии, речь идет о Блоке. Якобсон говорит: «Ну, вообще-то великие русские поэты ХХ века практически белым стихом не писали». Из зала тут же раздается голос: «А Цветаева? „Я хотела бы жить с вами в маленьком городе…“» – «Да, действительно…»
Обстановка свободомыслия во Второй школе приводила к тому, что учителя нередко забывали об осторожности, о том, что школа находилась под пристальным наблюдением РОНО и городского партийного начальства. В первую очередь об этом был склонен забывать Якобсон. В своих воспоминаниях завуч школы Фейн рассказывает следующий эпизод: «Однажды в день очередной Толиной лекции должна была состояться дискуссия об эстетической теории Чернышевского. Мы договорились с Толей, что после его разгромного анализа этого псевдофилософского примитива выступит один из коллег-словесников в качестве оппонента: надо было, чтобы „там“ увидели, что был „дан отпор“. Толя, по видимости, с полным пониманием отнесся к этой идее. Но когда его оппонент начал доказывать то, во что сам не очень верил, Толя не выдержал, ворвался на сцену и довел разгром материалистической эстетики до беспощадного финала».
Из воспоминаний Фейна о Якобсоне становится хоть немного понятно, каких усилий стоило администрации сохранять Вторую школу. Считалось, что Фейн – замечательный преподаватель и литератор, специалист по Толстому. У меня он не преподавал, я сталкивался с ним только как с завучем. Перед Фейном-завучем стояла трудная, неблагодарная, но совершенно необходимая задача – поддержание порядка в школе.
Уроки начинались в 8.30, войти в двери школы надо было до последнего звонка в 8.25. В это время, как правило, там уже стоял грозный Герман Наумович и записывал опоздавших. Тогда все эти «меры по укреплению дисциплины» казались нам излишне строгими, и только теперь я понимаю, что любая мелочь, выловленная очередной комиссией, включая, разумеется, опоздания, могла привести к катастрофическим последствиям.
Даже, казалось бы, самые малозначительные школьные мероприятия контролировались сверху. Например, когда в 1967 году в журнале «Москва» появился роман «Мастер и Маргарита», он сразу же стал сенсацией среди читающей публики, им зачитывалась, разумеется, и вся Вторая школа. Школьный театр собирался поставить «Мастера и Маргариту» в качестве новогоднего спектакля. Была подготовлена инсценировка, планировались репетиции. Но на постановку спектакля администрация должна была получить разрешение райкома партии, и, несмотря на все усилия, разрешение получено не было.