Как я узнал позднее, дедушкина коммерческая карьера развивалась непросто. В середине 1950-х его привлекли к суду за какие-то махинации, и моему другому дедушке, Владимиру Львовичу Россельсу, пришлось его защищать. Он сумел спасти деда Лёву от тюрьмы – дело было прекращено. По понятным причинам эта история в семье никогда не обсуждалась, ее тщательно скрывали, особенно от внуков. Я впервые услышал о ней, когда стал взрослым, и не могу сказать, что она меня особенно удивила. К тому времени я вполне допускал, что дедушкины энергия и предприимчивость плохо умещались в рамках «социалистической законности», и при всем своем максимализме не торопился его осуждать. В иной экономической системе дед скорее всего был бы примерным гражданином. Ведь я видел своими глазами его трудолюбие, изобретательность, практический ум и житейскую мудрость. Именно это мне так нравилось в нем в детстве, и именно это я ценю, вспоминая о нем, до сих пор.
Отношения мамы с дедушкой Лёвой и бабушкой Фирой были, мягко говоря, непростыми, я это чувствовал уже с раннего возраста. Приезжая летом на дачу в Ильинское, мать частенько бывала раздраженной и мрачной, а зимою в Москве они виделись редко. К «старикам» отец ездил обычно один или вместе со мной. Когда я подрос, мать не упускала удобного случая рассказать про деда Лёву какую-нибудь компрометирующую историю, исподволь пытаясь настроить меня против него, а заодно и бабушки Фиры. Маме, видимо, казалось, что я к ним слишком привязан, и ей хотелось эту привязанность охладить. Но, как это часто бывает с детьми, такие попытки приводили к противоположному результату: я сердился на маму за несправедливость, а дедушку и бабушку любил по-прежнему.
Возможно, что в самом начале отношения мамы с родителями отца были иными. Они с радостью приняли ее в качестве невестки, и мать это знала. «Старикам» нравилось, что жена их сына прекрасно образованна, что она из «хорошей» семьи и что она еврейка. Правда, последнее соображение неизменно вызывало материнскую иронию – как свидетельство местечковости деда и бабушки. Однако со временем выяснилось, что своих русских невесток – обеих жен моего дяди Яна – они приняли с не меньшей теплотой, а вот с матерью отношения быстро испортились.
Это произошло практически сразу после моего рождения. Предполагалось, что первое лето мама проведет со мной на даче в Ильинском и бабушка будет ей помогать. Но из этой затеи не вышло ничего, кроме крупной ссоры. Надо сказать, что бабушка была человеком исключительно мягким и ровным, а мама – скорее наоборот.