С моим поведением сумела справиться только моя учительница французского, Наталья Алексеевна Брюханова. Язык она знала и преподавала великолепно и держала себя очень уверенно. После нескольких записей в дневник, замечаний и выговоров Наталья Алексеевна начала меня просто игнорировать. При том, что уроки проходили в небольшой группе – человек десять, – она перестала меня спрашивать, ко мне обращаться, включать меня в диалоги: я как бы перестал существовать в классе, а отметки она мне ставила только за письменные работы. Так продолжалось почти полгода, и эта мера оказалась чрезвычайно действенной, тем более что я прекрасно понимал ее справедливость.
Помимо обычных ежедневных уроков французского у нас были уроки так называемого разговорного французского. Вела их симпатичная молодая блондинка, только что приехавшая из Франции. На этих уроках мы смотрели и обсуждали современные фильмы, учили французские песни, в общем, действительно осваивали живой язык.
В школе была собственная радиостанция, которая готовила еженедельные утренние передачи на французском языке. Поскольку считалось, что у меня хорошее произношение, я был назначен диктором. Раз в неделю я объявлял на всю школу: «Attention, attention! Ici école spéciale numéro douze!» («Внимание, внимание! Говорит специальная школа номер двенадцать!»).
Среди учебников французского, по которым мы занимались, был и известный учебник Гастона Може в четырех томах. Правда, имелся он далеко не у всех (достать его было практически невозможно), но в школе нам иногда раздавали его на время урока, а потом забирали обратно. Говорили, что Може иногда появлялся в магазине французской книги, расположенном рядом с моим домом, на той же улице Веснина. Я забегал туда часто, но этот учебник не видел ни разу. За отсутствием Може я с вожделением разглядывал лежавшие на прилавке комиксы про собаку Пифа. Покупали мне их редко – мама резонно полагала, что на знание языка они не влияют, а на бюджет – даже очень: каждая книжка стоила три рубля – немалые по тем временам деньги.
Учительницы французского языка, в просторечии «француженки», представляли собою особую группу, которая заметно отличалась от преподавателей других предметов. Как правило, это были очень изящно и модно одетые женщины, пахнувшие французскими духами. Особенно выделялась своими нарядами одна из учительниц – жена шахматиста Полугаевского. Кто-то из моих одноклассников даже завел небольшой дневничок, где отмечал, в чем она приходит в школу. Таким образом обнаружилось, что иногда в течение месяца она ни разу не надевает дважды одно и то же платье. В этом, впрочем, не было ничего удивительного: ее муж был знаменитым гроссмейстером и играл в турнирах по всему миру.