Позднее к «четвергам» Строганова присоединился Константин Петрович Португалов. Португалов работал на радио в музыкальной редакции и был настоящим подвижником – он мечтал сделать классическую музыку обязательной частью школьного образования. С этим он и пришел в нашу школу. В отличие от Строганова, Португалов считал, что клуб должен включать не только живое исполнение, но также прослушивание записей и их обсуждение. По-видимому, на этой почве между Португаловым и Строгановым возник конфликт, и после некоторой борьбы Константин Петрович был вынужден уйти. Строганов был уважаемый учитель, давно работавший в школе, а Португалов – почасовик с идеями, далеко не всегда приемлемыми для РОНО.
Тем не менее Константин Петрович добился очень многого. В течение нескольких лет он вел в старших классах уроки классической музыки вместо нелюбимых всеми уроков пения. Уроки эти были сдвоенными, а их посещение – добровольным, что, разумеется, было совершенно неслыханно. Представляю, чего стоило провести все это через районную школьную администрацию; правда, насчет свободного посещения Португалов, возможно, никого и не спрашивал. Самое поразительное, что уроки были настолько увлекательны, что даже самые заядлые двоечники, которым, казалось бы, всё до лампочки, приходили и тихо слушали Моцарта.
Португалов запомнился мне худым, слегка сутулым человеком с бледным, до синевы выбритым лицом, по которому иногда пробегала ироничная усмешка. Он начинал свой курс с простой программной музыки – «Карнавала животных» Сен-Санса, Римского-Корсакова, «Картинок с выставки» и постепенно переходил к более сложным вещам. В одном из классов он вел курс «История советской песни».
После того как Португалов ушел из школы, он иногда еще проводил музыкальные «четверги», состоявшие из записей, в то время как живые концерты в школе становились все реже. У Константина Петровича была большая коллекция пластинок; кроме того, в школе был студийный магнитофон, на нем Португалов проигрывал пленки, к которым имел доступ на радио.
Среди этих пленок попадались и такие, которые в то время были практически недоступны, например, оратория Карла Орфа «Кармина бурана». Насколько я знаю, она прозвучала в Советском Союзе только однажды, во время фестиваля молодежи 1957-го года. Причина замалчивания оратории Орфа заключалась в том, что она была написана в Германии в 1937 году и пользовалась огромной популярностью у нацистского руководства. Португалов рассказал нам историю средневекового сборника фольклора, который лег в основу оратории, но о симпатиях нацистов к Орфу умолчал. Возможно, он сам не знал этих подробностей, но скорее всего не хотел смущать наши юные умы информацией, не имевшей прямого отношения к музыке.