По-видимому, еще с довоенных времен у Строганова остались обширные музыкальные знакомства: у нас выступали и молодые студенты консерватории, иные из которых стали потом всемирными знаменитостями, как, например, Борис Петрушанский; и зрелые музыканты, которые играли у нас свои новые программы. Однажды он пригласил в нашу школу Марию Вениаминовну Юдину. Юдина так мало выступала, что это была сенсация на всю Москву. Небольшой актовый зал школы был набит, пришли не только родители учеников, но и люди, не имевшие отношения к нашей школе. Юдина была в монашеском темном платье, выглядела строгой и очень немолодой. Посередине концерта она перестала играть и начала читать стихи Пастернака.
Мне в тот момент было, наверное, двенадцать или тринадцать лет, и я не имел никакого представления ни о Юдиной, ни о том почитании, которым она была окружена. Помню, я с удивлением отметил, что Юдина несколько раз сбивалась.
Помимо музыки у Строганова была еще одна страсть – он был замечательным графиком. Сделанные им афиши для «четвергов» были настоящими произведениями искусства, многие я помню до сих пор. Одна из этих афиш объявляла программу Баха и была стилизована под средневековый гобелен со сложным узором из цветов и готическим шрифтом; другая объявляла произведения Шостаковича военного времени и представляла собой как бы боковину деревянного ящика с написанными с помощью грубого трафарета буквами.
Александр Федорович иногда разрешал лучшим ученикам самим вести уроки истории, вызывать к доске своих одноклассников и даже ставить им в журнал отметки (правда, карандашом). Это было так необычно, что весь класс тщательно готовил домашнее задание и сидел как завороженный.
Мне поручили подготовиться и провести урок про Васко да Гаму. Строганов попросил меня зайти к нему домой и дал книжку про да Гаму, изданную в серии ЖЗА в 1930-е годы. Благодаря этому я побывал в большой комнате в коммуналке в Гагаринском переулке, где жил Строганов. Комната вполне соответствовала хозяину: книжные полки до потолка, рояль, скульптурный портрет Бетховена в углу.
Помимо книжки Александр Федорович дал мне свои старые учительские записи для подготовки к уроку. В этих записях были цитаты из Сталина. К тому времени я уже знал о сталинских злодеяниях, а потому эти цитаты меня шокировали. По глупости я не сообразил, что каждый учитель истории в свое время был обязан делать подобные выписки, чтобы просто удержаться на службе. Я решил, что Строганов – тайный поклонник Сталина, и проникся к нему неприязнью, к сожалению, не поделившись своим «открытием» с родителями.