Ближневосточное время (Маулер) - страница 24

Ты хотел узнать страны дальние,

И за ней уйти, самой лучшею,

И назвать ее обручальною.

А сегодня здесь над пустынею

Облака стоят, словно в стремени.

Сохрани его – это сын ее,

Сохрани скорей – нету времени.

Не понимаешь – не понимаю,

Судьба такая, страна такая.

Я за тебя молиться стану

Я тоже мама.

Эти розовые горы до утра,

Эти розовые горы до вершин —

Выплывают мне навстречу без утрат,

Без вопросов, расставаний, без морщин.

Эта розовая бледность в голубом,

Мармеладная прослойка пирога,

В измерении и царствии ином

Проживает здесь без славы и утрат.

Это ноги обжигающий озноб,

Это губы обжигающий янтарь,

Это солнце прописалось между строк

Бесконечностью от алеф и до тав.

Волны катятся по морю в горизонт,

Поднимаясь, улетают в облака.

Это город раскрывается, как зонт,

Закрывая от потерь и от утрат.

Беспечно плывут облака,

И птицы по небу плывут,

Не зная еще языка,

Который своим назовут.

Кружится вечер за окном,

Зимы начало.

Декабрь укрылся январем,

Как одеялом.

Прозрачный воздух чист и свеж,

И свежевымыт,

И облаками цвета беж

Цветет пустыня.

А я платьишко сошью, да с оборкою,

А я облачко повешу на елочку,

И косу себе куплю я волшебную,

И Снегурочкой приснюсь тебе,

Снежный мой.

А где-то вечер за окном

В сугробах тонет,

И снег скрипит под каблуком

У колоколен.

И в разноцветной мишуре

Ты, словно птица,

Спешишь ко мне через моря,

Чтобы присниться.

Не смотри ты, что вокруг ни снежиночки.

Свежевымыто солнце щурится.

Назови меня ты по имени

В новогодний сон —

Он и сбудется.

Эмиграция – слово горькое,

На родной земле лет уж сколько я.

Вот цветок горит – все без имени,

А мне кленовый цвет, да рябиновый.

На родной земле – с возвращением,

На родной земле – воздух ласковый,

На моей земле мне прощения

Не просить, что кровь не татарская.

На моей земле – все без отчества,

И январь дождем проливается.

Ну а я вяжу – так мне хочется —

На кириллице слово вязкое.

На родной земле – все без отчества,

Все без отчества – все с отечеством.

И язык один – как пророчество.

Мне его узнать – делать нечего.

А вечер тишиною полон

И обещает летний ливень,

Но я живу, где по законам

Он невозможен в летней сини.

Там на холсте зеленой краской

Лишь обозначен пляжный зонтик,

И солнце в платье ярко-красном

Купается на горизонте.

А я живу, где невозможен

Осенний плащ на летней карте

И где хамсин, как многоженец,

Возможен в октябре и марте.

А я живу на этой странной

Земле, где солнце вишней спеет,

Здесь на Земле обетованной,

Где лето плакать не умеет.

А чья вина, что здесь война,

А мы заложники у дня и ночи?

А чья вина, что жизнь – одна