— Мягкий, крутой, приход волнами. — Не открывая глаз, говорит Семарь-Здрахарь. Слова скрежещут по моментально пересохшему горлу и вылетают как пиротехнические ракеты из батареи, шипя и разбрасывая искры.
— Баян промой…
— Ага. — Тихо отвечает Блим Кололей и на цыпочках идет на кухню. Там его, словно почетный караул, с ширянами наперевес, встречают Зоя Чумовоззз и Машина Коленика Ввеновна.
— Как? — Спрашивают они хором и от напряжения, наполняющего их голоса, по помещению проносится статическая молния, убивая слишком близко подобравшихся тараканьих разведчиков. Блим Кололей открывает кран и начинает промывать шприц, игнорируя нетерпеливых женщин.
— Как? — Повторяют они.
— Приходуется.
— А как винт?
— Ништяк…
— Блим, — Машина Коленика Ввеновна берет Блима за руку и протягивает ему пластиковый баян с жидкостью, — Втрескаешь?
— Сначала сам. — Отрезает Блим Кололей, и руки Машиной Коленики Ввеновны безвольно падают. — Где щелоченый винт?
Он выбирает себе. Оказывается, что ему досталось полтора квадрата, вместо двух. Блим Кололей смотрит на баб. Бабы честными глазами смотрят на Блима Кололея.
— Давайте сюда ваши баяны!..
— Но мы…
— Пизди’ть команды не было! Быстро!
Логика не подвела Блима Кололея, каждая из баб перебрала себе по четверти куба. Слив лишнее в свою машину, Блим удаляется, оставляя баб краснеть от стыда, но почему-то они этого не делают, и лишь злобно шипят ему вслед.
Семарь-Здрахарь уже открыл глаза. Увидев приближающегося Блима Кололея, он блаженно лыбится ему:
— Хо-оро-ошо-о по-ошло-о…
— Можешь втрескать? — Без заискивания, в лоб, спрашивает Блим Кололей. Вмазанный Семарь-Здрахарь пришел в благостное расположение духа и теперь готов помогать всем и каждому:
— Ко-оне-ешно-о-о… Те-ебя-а ку-уда-а?
— В метро. — Говорит Блим Кололей и стягивает с себя рубаху. Обнажается худосочный торс, покрытый редкими красными прыщами. Блим Кололей передает Семарю-Здрахарю машину с винтом, ложится на матрас и откидывает руку, открывая доступ к подмышечным венам. Матрас колет спину, но Блим Кололей не обращает на это внимания, укол, которого он ждет, и сильнее, и приятнее, и ради него можно претерпеть мелкие неудобства.
Шприц лежит в руке Семаря-Здрахаря как влитой, словно это одна из его неотъемлемых частей тела, с которой он родился, но почему-то вынужден расставаться время от времени. Иголка, словно сама, находит кололеевский веняк, протыкает его, и жидкость в баяне начинает смешиваться с жидкостью, наполняющей кололеевское тело.
Блим Кололей терпеливо ждет конца инъекции, к горлу уже подступает первая волна прихода, а Семарь-Здрахарь еще не кончил введение. Наконец, струна покидает вену и Блим Кололей раскрывается навстречу знакомому, но невыразимому в скучных словах, ощущению.