— Ну, я бы хотела полицейскую собаку. Наверняка, у вас такой нет!
Старик с видимым замешательством заглянул в корзинку, запустил туда руку и вытащил за шкирку жалобно скулящего и отчаянно извивающегося щенка.
— Это не овчарка, — жестко сказал Том.
— Пожалуй, так оно и есть, — разочарованно протянул старик. — Да, скорее всего, это эрдельтерьер. — Он погладил коричневую замшевую спинку животного. — Вы только посмотрите на эту шерсть, потрогайте эту шерсть, с такой‑то шерстью он никогда не простудится.
— Она милашка! — с воодушевлением воскликнула миссис Вильсон. — Сколько вы просите за нее?
— Сколько я прошу за эту собаку? — он с восторгом посмотрел на щенка. — Эта собака обойдется вам в каких‑то десять долларов, леди.
Эрдельтерьер — а среди его дальних предков, возможно, и был кто‑то, кто имел отношение к эрдельтерьерам, несмотря на белый окрас шерстки на лапах, — перешел из рук в руки и устроился на коленях миссис Вильсон, которая принялась с восторгом ласкать щенка и гладить его всепогодную шерсть.
— Да, а это, э — э-э, мальчик или девочка? — деликатно поинтересовалась она.
— Мальчик или девочка эта замечательная собака? — переспросил старик. — Мальчик.
— Сука она, — решительно заметил Том. — Вот ваши деньги. Пойдите и купите на них еще дюжину точно таких же щенят.
Мы свернули на Пятую авеню, тихую и уютную, почти что пасторальную в этот воскресный полдень, так что я особенно и не удивился, если бы за углом паслись овечки, а кудрявый пастушок играл бы на свирели.
— Остановите где‑нибудь здесь, — сказал я. — Мне очень жаль, но я вынужден вас покинуть.
— Ни в коем случае, — энергично возразил Том. — Миртл страшно обидится, если ты не посмотришь ее гнездышко. Скажи ему, Миртл.
— Да, да, зайдите к нам в гости, — начала уговаривать меня миссис Вильсон. — Я позвоню сестре. Знающие люди говорят, что моя Кэтрин — писаная красавица.
— Знаете ли, я бы с удовольствием, но мне хотелось бы…
Мы помчались дальше, срезали угол, пересекли Центральный парк и выехали наконец в район Западных Сотых. На 158–стрит такси остановилось у одного из многоэтажных многоквартирных домов, тянущихся нескончаемой вереницей по обе стороны улицы. Обозрев окрестности с видом королевы, изволившей вернуться в свою резиденцию, миссис Вильсон взяла щенка и прочие покупки и торжественно прошествовала в дом с осознанием собственного величия.
— Да, позвоню‑ка я Мак — Ки, их можно тоже пригласить, — заявила она, пока мы поднимались наверх в кабинке лифта. — Только бы не забыть, сразу же позвонить Кэтрин.
Так называемые апартаменты располагались на последнем этаже и представляли собой тесную гостиную, маленькую спальню и узкую ванную комнату. И без того крошечная гостиная была обставлена чересчур массивной для нее мебелью, а все диваны, кресла и кушетки имели гобеленовую обивку; куда ни бросишь взгляд — везде юные прелестницы резвятся на буколических холмах пасторальных садов Версаля. На единственной картине — даже не картине, а сильно увеличенной фотографии — было изображено нечто вроде курицы на угадывающейся за завесой тумана скале. И только на некотором удалении выяснялось, что курица эта — и не курица вовсе, а чепец, из‑под которого пожилая леди взирает на вас с добродушной улыбкой. Старые номера «Таун Тэттл» лежали на столе вперемешку со скандальными журнальчиками, которые продаются на Бродвее из‑под полы, и тут же — странного вида книжонка с неменее странным названием «Симон, которого прозвали Петером». Мальчик — лифтер с недовольной миной был отправлен за ящиком с соломой и молоком, вскоре он вернулся, присовокупив по собственной инициативе жестяную банку больших и твердых собачьих галет (одна из них потом уныло мокла в блюдечке с молоком до самого вечера). Тем временем Том открыл дверцу комода и извлек из него бутылку виски.