Через шесть дней наступил канун Нового года.
Не знаю, почему замедление не повлияло на земную орбиту сразу. Почему в последний день первого года замедления наша планета находилась в том же месте Солнечной системы, что и 365 дней назад. Земля сделала четырехсотмиллиардный оборот вокруг Солнца, и это, пожалуй, стало одним из немногих неизменных процессов того года.
В канун праздника солнце поднялось над Калифорнией в три часа утра. Девятнадцатью часами позже, когда мама завела машину и отъехала от дома, мы продолжали все так же щуриться от его лучей, хотя часы показывали восемь вечера. Мы ехали к дедушке, где мне предстояло переночевать, чтобы у родителей была возможность по-настоящему расслабиться на новогодней вечеринке.
— Я могла бы остаться дома одна, — протянула я. На коленях у меня подпрыгивала малиновая сумка из плотной шерсти.
— Мы это уже обсуждали. Другое дело, если бы тебя пригласили куда-нибудь, — возразила мама.
— Я бы пошла к Микаэле.
— Ты прекрасно знаешь, что не можешь ходить в гости туда, где нет родителей.
Впрочем, Микаэла меня особо и не приглашала. «Если захочешь, подтягивайся», — бросила она мне вчера перед футбольной тренировкой.
Мы двигались на запад от побережья по старой двухполосной дороге под необъятным пылающим небом. Шел двадцать первый час светлого времени суток. Папа, по его словам, задерживался на работе и планировал встретиться с мамой позже, уже на празднике. Мы обогнали серебристый автомобиль-универсал, который позже фигурировал в полицейском отчете как синий.
— Что ты себе пообещала сделать в новом году? — спросила мама, пока мы ехали мимо ипподрома. Перед отъездом мы выпили по бокалу на кухне: я — газированного яблочного сидра, она — шампанского.
— Никто все равно не выполняет новогодних обещаний, — ответила я.
Наша машина приближалась к лагуне.
— Ты говоришь прямо как отец.
Маме хотелось поболтать, она выглядела жизнерадостной. В тот день на ней было черное платье без бретелек. С началом замедления мама начала терять в весе и теперь смогла застегнуть наряд, пылившийся в шкафу уже много лет.
— Почему ты такая раздраженная? — спросила она.
Я всю неделю избегала папу. Я боялась обращаться к нему. Мне казалось, что, если я четко произнесу две буквы «п» в слове «папа», мама поймет, как я на него сержусь, и обо всем догадается.
— Вот я, например, пообещала себе меньше расстраиваться, — продолжила мама, взглянув на свое отражение в зеркале заднего вида и пригладив одну из бровей кончиком пальца. — И жить сегодняшним днем.
Мы проезжали мимо большого белого особняка на холме. Из дорогих сияющих машин вылезали гости. Когда мы притормозили на светофоре, двое мужчин во фраках как раз заходили внутрь, а молодая белокурая женщина курила на лужайке, сверкая золотым коктейльным платьем и вдавив шпильки глубоко в траву.