— Поплакал — и вперед. У него была своя задача, а у тебя — своя. Почитай газеты — не захочешь Пастернака.
— А что захочешь?
— Наставление по совершению государственных переворотов. Кстати о газетах: ты не обратил внимания, чего это они здесь с ятями и твердыми знаками? Местная журналистская мода, или областные правила русского языка?
— Где? Покажи. Действительно… Хм, странно. Изгиляются писаки. Мат, компромат, яти их.
— А н-нет причин для тоски на свете, что ни баба, то помело,— с абсолютной немузыкальностью промурлыкал Колчак: так мог бы мурлыкать проволочный ежик, если чистить им балалайку.— А мы пойдем с тобою в буф-фетик и возьмем вина полкило!.. >{48} Ну, еще какая причина для тоски, Петька?
— А еще — уж лучше было бы, что приходят наши ребята в бордель, в кожанах, в маузерах, хлещут шампанское, бьют посуду и окна, палят в потолок, вышвыривают сутенеров, тащат наверх визжащих девок… Хоть разгул! Размах… Хоть на что-то похоже!
— Ха. Пройдет время — они будут уверены, что так все и было!
21
Моторки тарахтели и взревывали, пляша у борта. На подходах к Калязину северный ветер развел зыбь. Пронесся небольшой шквал, сбривая гребешки волн. Складки плащей скульптурно облипали ссутулившихся людей в лодках.
На одной удерживали вдоль ветра узкий красный транспарант:
«Слава морякам легендарного крейсера „Аврора“!»
— Ура! — крикнули снизу озябшими голосами.— Товарищи, спасибо!
— На здоровье,— отвечал мостик.— А за что?
— А за все!
Внизу хотели встречи. Вызванный Ольховский поднялся и подошел к борту, придерживая капюшон и воротясь от брызг.
— Что за депутация?
— Именно депутация, товарищ капитан первого ранга. Просьба есть у населения.
— Что за просьба?
— Погостили бы у нас часок. Помочь бы немного. Это всего вам на час задержки.
— А мы отблагодарим. Свежие продукты, фрукты, пиво — снабдим по высшему классу!
Мокрый леер скользил под рукой. Вихрь хлестнул, вбил в ноздри удушливый бензиновый выхлоп подвесных моторов.
— Пока не нуждаемся,— решил Ольховский.— А насчет братания и просьб — на ходу пожалуйста. Это к нашему судовому комитету. Кто у вас старший?
Мстительно прищурился, приказал вахтенному на палубе:
— Бубнова в мой салон. Скажи — ходоки к нему.
Ходок-депутат, войдя в салон, отвернул голенища рыбацких ботфортов. Стиснул руку Шурке: на ладони твердели узелки маленьких шрамов.
— Понимаете, ребята, замучила крестьян азербайджанская мафия. Продыху от них на рынке нет, а народ-то бедный, а цены повышать приходится, а что делать. И людям не купить, и нам в убыток, и вообще за человека тебя не считают. И нас тоже, рыбаков то есть, прихватили.