— Я из института атомной энергии,— сказал он так, как поведывают большой секрет.— Прошу проводить к командиру корабля.
— Хорошо, что не к капитану…— пробурчал Кондрат. В каюте Ольховского бородач, продолжая распространять вокруг себя возбуждение, сунул ему жесткую ладонь и представился:
— Альберт. Альберт Гельфанд. Доктор физико-математических наук.
— Что за спех, доктор? И от какого вы, интересно, Игоря Васильевича?
— От Курчатова. Академика Курчатова. Я из его лаборатории. Вы слышали такую фамилию? Хотя, вероятно, еще нет…
Ольховский испытал странноватое ощущение легкого отъезда крыши: слух, зрение и сознание никак не могли совместить полученную информацию, при всей ее внешней простоте и кажущейся малозначимости. В зияющей пустоте зоны, где обычно помещаются мысли и слова, ему удалось отыскать только четыре слова — тех, что еще звучали в ушах, и он поспешил употребить их, как-то прикрывая растерянность:
— Я слышал такую фамилию.— Подумал, обнаружил еще слово и немедленно произнес его также: — Садитесь.
Физик сел, закинул ногу на ногу и, обозначив таким образом свободу и достоинство, как бы компенсирующие внутреннее напряжение, продолжал:
— Откуда, интересно? Впрочем, неважно. Что вы слышали про атомную бомбу?
— А что именно я должен про нее слышать?
— Да. Конечно. Учтите — я посвящаю вас в информацию, в неразглашении которой давал подписку. И расстрелян могу быть не только я, но и тот, с кем я ею делился. Вас это не пугает?
— Хм. Это? Меня? Нет.
— Спасибо. Спасибо, командир. Значит, так. Про Хиросиму и Нагасаки вы знаете.
— Конечно.
— Так вот. Лаборатория Курчатова работает над созданием советской атомной бомбы.
— Чем же ей еще заниматься,— здраво подумал вслух Ольховский и, чувствуя необходимость как-то закрепить хрупкое нащупанное здравомыслие, предложил:
— Хотите выпить?
Физик казался удивлен таким спокойным согласием.
— Спасибо, я не пью.
— Курите.
— Я не курю.
— Занимаетесь спортом.
— Есть немного.
— Каким?
— Байдарка и альпинизм. Подождите со светскими разговорами! Мы знаем, что вы идете на Москву.
— С чего вы взяли?
— А что же вы, на Мадагаскар идете Московским каналом? У нас все знают. Корабль, слухи, ваши подвиги и акции, отношение масс.
— Каких масс?!
— Не критических, конечно. Народных. Хотя и народные могут быть критическими. Извините, глупый каламбур. Ладно, не перебивайте… Петр Ильич? Петр Ильич, дайте сказать.
— Да я вас только и слушаю! (Не прерывая беседы, Ольховский выпил сам и звякнул Оленеву: «Зайди-ка».)
— Вот слушайте. Работы находятся в стадии завершения.
Ольховский понимающе покивал: