. И объяснение, почему никто не знал этого раньше: секретность конторы. Есть!
Березовский выдернул из-под телефонных трубок папку, а из папки — чистый лист, и стал чертить на нем квадратики, выстраивая их в пирамиду. В верхнем написал большое «П».
— И фамилия гениальная. Попадание, сто процентов попадание! Пу-тин. Путь. Путный. Путевый. П-П — Путин президент! Вальтер ПП, автомат ППШ. Светлый путь >{71}. Верным путем идете >{72}. Путь из тупика. Дорога к храму. Свет в конце тоннеля. Путь наверх и жизнь наверху. Путь Абая >{73}. Распутица >{74}. Путь к причалу >{75}. Дорогу осилит идущий. Эх, дороги… пыль да туман! >{76} Путь далек у нас с тобою — веселей, солдат, гляди! >{77} — он хлопнул замполита по спине.— Какие прекрасные ассоциации! Коллективное бессознательное уже на нашей стороне. Все, обнимаю!
24
Желтый, зеленый, розовый закат над зимней Москвой блистал лаком. Ватные дымы из далеких труб вклеились в него. Черные угольнички вороньих стай крапили свет. Своя, знакомая ворона хохлилась на оттяжке фок-стеньги.
— Прописалась она здесь, что ли,— проворчал Вырин, топчась в тулупе на сигнальном мостике.
Замполит позировал фотографу, принимая морские позы. На нем была меховая куртка катерников, одолженная у Мознаима, и суконная походная пилотка Беспятых. Когда уши делались от мороза малиновыми, замполит грел их ладонями.
Фотографа теребили две немолодые журналистки, торопя освободить очередь. Всю ночь им предстояло записывать под диктовку биографию замполита. Синопсис биографии был спущен им сверху через издательство «Вагриус». Баснословный аванс за книгу «Вагриус» замполиту уже выкатил.
Им пришлось прождать начала гомеровских поэм лишний час. Ольховский с Колчаком проэкзаменовали замполита на знание своей политической программы и заставили расписаться в получении экземпляра, как приказа вышестоящего командования, подлежащего к немедленному и беспрекословному исполнению.
— Уж ты не подгадь, родимый,— сказал Ольховский, разливая коньяк.— Свой, как-никак.
— Прорвемся! — обнадежил замполит, со стуком ставя стакан.
На втором стакане в каюту стеснительно влез Иванов-Седьмой. В руках у него была картонная папочка с наклейкой «Письмо к народу». Путеводный труд не пропал даром — он разборчиво и красиво переписал из него десять страниц до того места, на котором был прерван Долгоруким.
— Владимир Владимирович, возьмите… пригодится. Здесь мысли, тезисы… постарайтесь опубликовать. Лучше в газетах.
Бедняга скрывал гордость и боль. Для пользы дела он жертвовал самым дорогим — своим авторством.