Консьерж, горничная и Ги стояли в коридоре и спорили.
— Это правда; я уже два дня не могу попасть в ее комнату, она заперта изнутри на цепочку, — говорила горничная. — Надо взломать дверь.
— Да, и на телефон она тоже не отвечает, — соглашался консьерж. — Но дверь заперта изнутри. А ломать дверь — это огромные расходы, я не могу взять на себя такую ответственность.
— Я заплачу, — нетерпеливо сказал Ги. — Мы твердо знаем, что она там. Оттуда не слышно ни звука. Значит, или она больна, или… Я кричал ей отсюда, из коридора, несколько часов подряд. Если вы не взломаете дверь, я ее сам взломаю! — Он принялся сердито биться о дверь своим тщедушным телом. — Джуди! Ты меня слышишь?
— Может быть, вызвать «Скорую помощь»? — предложила горничная.
— Я должен был сделать это еще вчера, — обругал себя Ги, налегая на дверь. — Она там заперта уже два дня, ни звука не доносится. Может быть, ее уже нет в живых?
К его облегчению, они внезапно услышали, как изнутри на двери снимают цепочку, потом поворачивают ключ в замке, и наконец дверь медленно открылась. Джуди стояла в одних чулках, без туфель, и в мятом платье, которое она не снимала все эти два дня. Она была смертельно бледна и выглядела так, будто находилась в каком-то оцепенении.
— Что случилось? Ты заболела? Почему ты заперлась? — задавал Ги вопрос за вопросом. Сейчас, когда он убедился, что вены у Джуди не вскрыты и она не умирает, он вдруг разозлился на нее. Все толпой зашли в комнату. Ги вытолкал консьержа и горничную обратно и захлопнул дверь. Джуди бросила на него злой взгляд и почувствовала, как по щекам у нее потекли слезы. Внезапно к ней вернулась способность плакать.
Ги обнял ее и прижал к себе. Не глядя, она на ощупь нашла на ночном столике письмо Максины и протянула его Ги. Глядя через плечо Джуди, Ги прочел и стал гладить ее по волосам, пока она немного успокоилась.
— Раздевайся и залезай в постель, — мягко сказал он. — Я спущусь к себе, ты только больше не запирайся. — Через несколько минут он вернулся с бутылкой молока и большим пузырьком одеколона. Молоко он поставил греться на утюг, предварительно установив регулятор на «шерсть».
— Я себя чувствую виноватой, ужасно виноватой в том, что все так получилось. Я не любила Ника, он меня любил, а теперь уже слишком поздно, — говорила сквозь слезы и рыдания Джуди.
— Любовь не приходит по заказу.
— Но, по-моему, я вообще никого не могу любить. Я встречалась с несколькими парнями, но я никого не могу полюбить.
— Джуди, тебе всего восемнадцать лет. И ты говорила мне когда-то, что не хочешь влюбиться во француза. Говорила, что не хочешь пока осложнять свою жизнь.