тем, что им разрешили заказать всего только две вещи? — Она застегнула «молнию». — Тогда твоя коллекция станет казаться более избранной, труднодоступной. Не скрывай того, что не можешь финансировать такой объем заказов, а
кричи об этом, выставляй это напоказ.
— Но я не знаком ни с одной знаменитостью. И я не могу себе позволить раздаривать костюмы. Не для того я вкалывал как раб много лет, чтобы делать подарки незнакомым людям.
Джуди быстро застегнула пуговицы жакетки и прицепила высокий золоченый жесткий воротник.
— За известность надо что-то платить, Ги. Европейцы этого вечно не понимают! Никто не станет за просто так плясать под твою дудку. Черт возьми, жаль, что ты не можешь взять меня на полную ставку!
— Как только я смогу это сделать, я тебя возьму, mon chou[32]. А пока на всю свою наличность я смогу только взять тебе бокал шампанского в «Ритце». Ну и еще, пожалуй, пирожное с кремом — будем оригиналами!
Несмотря на дружбу с Ги, Джуди скучала по Нику, причем гораздо сильнее, чем была бы готова признать. Письма приходили нерегулярно. Иногда за два дня могло прийти сразу три письма, а иногда целый месяц не было ни одного. Джуди отвечала только тогда, когда ей действительно было о чем писать. В этом случае она нацарапывала несколько строк так, как произнесла бы все это устно, с полным пренебрежением к правилам грамматики и пунктуации. Точно так же она писала и Максине, Кейт и Пэйган. Единственным человеком, которому она писала регулярно, раз в неделю и очень аккуратно, со всеми знаками препинания, была ее мать; и Джуди терпеть не могла этого занятия. Письма домой были чем-то вроде домашнего задания в школе. Но она не могла свободно рассказать о все больше и сильнее привлекавшей ее сфере мод, потому что мать хватил бы удар, узнай она, чем занимается ее дочь.
К концу августа Париж уже изнывал от зноя, и даже брусчатка мостовых, казалось, вот-вот расплавится от жары. А в Малайе, наверное, еще жарче, подумала Джуди, увидев сквозь отверстия в почтовом ящике бледно-голубой конверт авиапочты и сразу бросившись его доставать. Остановившись в вестибюле возле вялой пальмы, она разорвала конверт, прочла, и у нее перехватило дыхание.
«Дорогая Джуди, — писала Максина, — у меня для тебя плохие новости. Вначале мы не верили, написали в министерство обороны, и они развеяли все наши сомнения. Не знаю, как и сказать тебе, но Ник погиб… его убили в бою с коммунистами в Малайе».
Глазами Джуди дочитала письмо до конца, но содержание его она уже не воспринимала. В каком-то отупении она пешком поднялась по лестнице на седьмой этаж, вошла к себе в комнату, тщательно заперла за собой дверь, потом подбежала к умывальнику и ее стошнило. Она аккуратно вымыла умывальник, сняла туфли, аккуратно легла по центру кровати, и, несмотря на жару, ее стала бить сильная дрожь.