— Ур-а-а! — снова загремели солдаты.
— Ну, а теперь — на левый берег, на Большую землю, на отдых, товарищи!
И рота за ротой пошли по понтонному мосту через бушующий на ветру Днепр.
Мимо стоявшего на берегу полковника проходили его лучшие солдаты и офицеры, те, с кем он провел эти трудные три месяца в тылу у гитлеровцев. Многие из них были ранены, в повязках, но все держались бодро.
Вот уже прошел замыкающий офицер, а комбриг все стоял и стоял, задумчиво смотря в широкую даль. Потом он глубоко вздохнул, снял фуражку, в последний раз посмотрел в сторону недавних боев, низко поклонился Днепру и, не надевая фуражки, вступил на доски понтонного моста.
5
— Ну, пора! — тихо сказал Кухтин Насте, ласково смотря в ее грустные глаза.
— Постой! Побудь еще немного, — сквозь слезы прошептала она.
— Ну зачем же так? Зачем же плакать? Не надо. Утри слезы-то, утри, — уговаривал он ее.
— Жалко мне тебя, Митя, жалко!
— Экая ты! Ну чего тебе меня жалко-то?
— Сразу же после войны ко мне приезжай. С твоей головой только председателем колхоза быть. Хорошо у нас. И заживем мы с тобой. Колхоз-то наш передовым всегда был… Приезжай… Ладно? — деловито зашептала Настя.
— Приеду, Настенька! Обязательно приеду. Только ты зря-то не убивайся. Ну!.. Прощай… Прощай, дорогая!..
Кухтин обнял Настю, прижал ее к своей груди. Потом повернулся лицом к Днепру, побежал к переправе догонять свою роту.
— Жду-у! — крикнула она ему вслед.
— Приеду-у! — отозвался с места Кухтин и еще раз помахал рукою одиноко стоявшей на берегу Насте.