Рослый, широкоплечий Сидоров стоял в проходе, загородив дорогу штурману.
— Аня!
— Алексей!
Они улыбались и долго трясли друг другу руки. Потом прошли к кабине, стали тихо разговаривать.
Солдаты не без интереса посматривали на них. «Знакомые… а может быть, и не просто знакомые, — подумал майор. — Не надо мешать им, пусть поговорят».
Черноусов поднялся со своего места и, чтобы отвлечь внимание солдат, спросил:
— А почему так тихо? Ну-ка, Кухтин, затягивай.
Солдаты одобрительно задвигались.
— Верно! Чего в молчанку играть? Споем, хлопцы! — охотно отозвался Кухтин, искоса поглядывая на стоявшего в стороне Сидорова. Ему не терпелось поскорее разузнать все об этой девушке, которая, как успел заметить Кухтин, была взволнована встречей не меньше Сидорова. Девушка внимательно слушала торопливую речь Сидорова, то улыбаясь, то сердито хмуря брови. Любопытные взгляды солдат, очевидно, смущали ее. Майор почувствовал на себе ее досадливый, упрекающий, быстрый взгляд.
— Ну-ну, Кухтин! — поторопил он солдата.
Начали не дружно, и майору даже показалось, что песня вот-вот оборвется. Но припев солдаты подхватили во весь голос, и песне сразу стало тесно в стенах самолета.
Заработали моторы. Их шум смешался с голосами солдат, и песня оборвалась так же неожиданно, как возникла.
— Ну, прощай, Алеша! — громко сказала девушка-штурман и скрылась в кабине.
Сидоров вернулся на свое место.
Самолет лихорадило — он весь дрожал. Вот он покачнулся, рванулся с места и, немного пробежав по взлетной дорожке, поднялся в воздух. Майор достал компас, посмотрел на его светящуюся стрелку.
Воздушный корабль шел строго на запад.
2
Извивающийся серебристый Днепр был хорошо виден с высоты двух тысяч метров. Он все такой же, каким его знали раньше, — полноводный и величавый.
Внизу, на земле, появились вспышки зенитных орудий. Разрывы снарядов все ближе и ближе. Осколок пробил фюзеляж самолета. Летчик отвалил в сторону, на время ушел с заданного курса.
Днепр остался в стороне. Майор, а за ним и солдаты с серьезными, посуровевшими лицами молча поднялись со своих мест.
Шумят моторы. Но маленький Кухтин не слышит их шума. Учащенное биение собственного сердца заглушило все. Весь он собран, напряжен, думает лишь об одном: только бы не подвел парашют, только бы благополучно раскрылся. А там…
Штурман раскрыла дверь. Струя холодного воздуха освежающе хлестнула по лицам стоявших в проходе людей.
— Пошел! — раздалась команда, и парашютисты один за другим начали выбрасываться за борт самолета. Прыгнул лейтенант Табаков, потом сильно побледневший Кухтин, рядовой Никаноров, а за ним, словно с вышки в воду, нырнул в черную пропасть командир батальона майор Черноусов.