— Горит все в груди, огнем горит.
— Сейчас санитара пришлю. Перевяжут тебя, и легче станет.
— Не надо… Если жив останешься…
Никита ниже наклонился к нему.
— Если жив останешься, напиши батьке письмо. Все напиши.
Назаренко молча кивнул.
— А теперь иди. Как там? — Лорин, привстав на локти, посмотрел вперед. — Потеснили гада! — В его затухающих глазах сверкнул огонек радости. — Ну иди и ты туда, иди, Никита. Ты ведь ловкий, сильный. Давай хоть одного за меня…
Назаренко не слышал его последних слов. Он вскочил и побежал вперед.
…Через час на опушке леса все затихло. Гитлеровцы снова были отброшены.
Никита подошел к тому месту, где упал Лорин, нашел его, присел на землю и долго смотрел в его уже посиневшее лицо. Потом встал, взял тело товарища на руки и понес в лес. Там, под высокой ветвистой сосной, Сидоров, Кухтин и другие солдаты уже готовили братскую могилу.
4
После боя солдаты долго не могли прийти в себя. У всех были суровые, изменившиеся лица. Люди много курили и пили воду. Пили много, с жадностью, но никто не притрагивался к еде.
Солдатам выдали водку. Но даже те, кто любил в обыкновенное время выпить чарку, отнеслись к водке безразлично. Кухтину, Назаренко, Сидорову и пулеметчику Будрину досталась двойная порция. Они сели на траве в кружок, достали из мешков жестяные кружки, хлеб, консервы.
— Такой бой, ребята, вовек не забудешь! Умирать будешь, а вспомнишь. Вспомнишь, и страшно станет. Вот какой, ребята, мы сегодня бой вынесли, — наливая в кружку водку, тихо проговорил Кухтин. Он подал кружку Сидорову. — На, выпей! Пей до дна. Пей за то, чтобы ты целым и невредимым вернулся домой и чтобы, когда тебе снова придется выпить, вспомнил сегодняшний день, людей, которые погибли, и тех, которые живы и вот сейчас с тобою выпивают…
Сидоров молча взял кружку, поднес ее к губам, запрокинул голову и выпил. Потом вытер рукавом губы, понюхал кусочек хлеба, закурил и задумчиво уставился куда-то вдаль.
— Ты что? Летчицу вспомнил? — спросил его Кухтин.
Сидоров сначала отрицательно покачал головой, но потом вдруг сознался:
— Ее. И не хочу будто о ней думать, а она все стоит и стоит перед глазами.
— А ты не думай. Не надо, — посоветовал Кухтин.
В небе между вершинами деревьев показался немецкий самолет-разведчик «фокке-вульф».
— «Рама», ребята, «рама», — тревожно проговорил Назаренко.
— Эх, долбануть бы его, да нечем! — с сожалением протянул Будрин.
— Так и знай — скоро бомбить будут, — с тревогой следя глазами за самолетом, сказал Кухтин.
— Да уж не без этого, — согласился Сидоров.
Самолет покружился над лесом и исчез.