Она встала и отошла к окну, прислонясь там к стене.
— Ты ведь не в первый раз была с ним в машине, — констатировала она, и молчание Эми было знаком согласия.
— Не в первый?
Эми чуть заметно качнула головой.
— Когда это началось?
Явное дело, Исабель была в шоке. Собственно говоря, она была в шоке с того момента, когда Эйвери Кларк позвал ее к себе в офис. Но не до такой степени, как теперь, когда ей показалось, что стены комнаты надвигаются на нее, у нее исчезла способность ориентироваться в пространстве, и ей пришлось через силу сфокусировать взгляд, чтобы четко видеть лицо Эми. Девочка неуверенно пожала плечами.
— Я не знаю.
— Прекрати, Эми.
Эми быстро взглянула на мать. Исабель увидела в ее глазах колебание и страх, именно страх подсказал Исабель, что дело зашло довольно далеко. Какое-то неуловимое чувство понимания проросло в ее душе, как отблеск высокомерия, промелькнувшего на лице Эми секундой ранее, когда Исабель назвала ее невинной. Исабель повторила:
— Когда это началось?
Ее правая нога дернулась непроизвольно, и она прижалась к стене, упираясь ногами в пол.
Эми впилась глазами в покрывало. Она прикрыла ладонью рот — этот застенчивый жест появился у нее еще в младенчестве («Убери руку ото рта», — приказывала Исабель неумолимо) — и сказала:
— Мы подружились этой зимой.
— Еще зимой?
— Нет, я имею в виду…
— Что ты имеешь в виду?
Казалось, что дочка не в состоянии выговорить слово, рот под ладонями открылся и закрылся.
И так продолжалось долго. Исабель допытывалась, Эми постепенно впадала в истерику. Вдруг Исабель бросилась к Эми, села рядом, взяла ее руки в свои и сказала:
— Эми, милая, этот человек опасен, боже, подумать только…
Но Эми уже трясла головой, выдергивая руки.
— Ничего подобного, мама, это не то, что ты думаешь.
Ее губы снова обрели цвет.
— Тогда что, Эми?
То, что дочка выдернула руки, которые несколько секунд назад Исабель с любовью взяла в свои, символизировало не просто отказ, а глубочайшее отторжение. Исабель встала и снова заметалась по комнате, а потом упала в конце концов в зеленое, обитое бархатом кресло, в котором долгие зимы, сколько себя помнила, она сидела в воскресные полдни, наблюдая за синицами у кормушки.
— Он нехороший человек, Эми. Ему нет до тебя дела, лишь бы получить то, что ему нужно.
Эми оторвала взгляд от покрывала и взглянула на мать тревожно.
— Ему нужна я! — выпалила Эми упрямо, со слезами в голосе. — Я ему нравлюсь, очень нравлюсь!
Исабель закрыла глаза и пробормотала:
— О боже, меня сейчас вырвет.
Ее и вправду подташнивало, живот стал горячим, во рту ощущался налет, будто она с неделю не чистила зубы. Когда она открыла глаза, Эми опять смотрела на вязаное покрывало, но теперь ее лицо скуксилось, она почти плакала, из носа потекло.