Она отправилась на поиски мистера Робертсона.
Имя этого человека не значилось в телефонной книге.
Исабель сняла трубку и невероятно вежливо спросила его номер и адрес в справочной.
Она очень осторожно вела машину, та дребезжала своими металлическими внутренностями, поднимаясь в гору и на поворотах. Были так отчетливы крошечные промежутки времени между поворотом руля и реакцией машины, как будто машина была живым существом, недоуменным и старым, но послушным. Дрожа, подпрыгивая, повизгивая колесами, машина исполняла то, что Исабель ей приказывала.
Этот человек жил в многоквартирном доме («Какое унижение», — подумала Исабель), построенном за небольшие деньги и окрашенном в серый цвет, — эту неудачную попытку сымитировать привлекательность Новой Англии довершал белый заборчик из пластика, ведущий к входу. В коридоре за входной дверью пахло гостиницей, и, стуча в дверь квартиры 2Л, Исабель слышала дребезжание кастрюль и сковород в соседней квартире и напомнила себе, что любой ценой надо удержаться от крика.
Видимо, он ждал ее. Она сообразила это лишь много дней спустя, когда, перебирая в мыслях детали, вспомнила, что он открыл дверь с некой враждебной удовлетворенностью. Эми, несомненно, позвонила и сказала, что мать едет к нему. Но она сразу заметила, что этот человек и ее дочь сговорились.
Он был невысокого роста и бос.
— Я мать Эми Гудроу, — сказала Исабель, чувствуя, как бодро и саркастично это звучит и как неуместно в данной ситуации; да и все тут неправильно. — И мне бы хотелось с вами поговорить, если не возражаете, — сказала она спокойно, с максимальным безразличием, и это было нелепо, конечно. Она страдала.
— Может быть, войдете?
Легкий поклон, веки чуть опустились под оправой очков, будто он издевался над ней. Позднее она сообразила, что, видимо, так и было. Казалось, что он одновременно и заторможен и осторожен, его голые ступни, плоские и белые под обшлагами джинсов, оскорбляли ее своей наготой.
Пройдя мимо него в треугольную и пустую гостиную (никаких картин на стенах, под маленьким телевизором — ящик), Исабель, прежде чем взглянуть в лицо этому человеку, краем глаза уловила что-то за приоткрытым окном. Дерево как будто. Ветки клена рядом с домом, казалось, тянулись к ней через окно бесчисленными зелеными листьями, пестрыми под вечер. Она услышала на мгновение их мягкий шелест.
Почему именно этот взгляд на дерево в свете раннего заката вызвал в ней неимоверное чувство горечи и абсолютной потери, чувство, которое она никогда не испытывала в жизни, она не понимала, но на мгновение подумала, что вот-вот рухнет на пол. Но вместо этого она повернулась к тому человеку и мягко спросила: