И мистер Робертсон исчез. Это причиняло ей самую сильную, ноющую боль, которая никогда не проходила. Куда он мог уехать?
Чуть позже, переходя через дорогу на Главной улице, она услышала, что кто-то окликнул ее по имени.
И поскольку не так-то часто кто-то звал ее по имени прилюдно и этот красивый парень, похоже, был искренне рад ее видеть, она сообразила, что ее ни с кем не спутали.
Это был Пол Биллоус, бывший парень Стейси.
Одна.
Исабель сидела в кресле у окна гостиной, глядя на воробьев, которые прыгали и дрались у кормушки для птиц, каждое их движение казалось согласованным, проворным, обдуманным, но, может быть, они были просто напуганы. Если это так, то жизнь не кажется им медом, решила Исабель. Тем не менее они не были одиноки. Разве она не читала, что птицы выбирают партнеров на всю жизнь? Она увидела, как воробей прыгнул с кормушки на веточку ели, за ним — другой, веточка слегка качалась под легким двойным весом. Всякая птица к своей стае летит.
И люди тоже — многие люди были вместе, прямо сейчас. Ее собственная дочь в гостях у своей беременной подруги… (Исабель прикрыла глаза.) Женщины из церкви — Барбара Роули, Пег Данлап. Возможно, они сейчас ходят за покупками все вместе. На другом конце города, за рекой, Толстуха Бев, возможно, сидит на крыльце Дотти Браун, обмениваясь улыбками с Арлин Такер. Всякая птица к своей стае летит. Почему же я одна?
А Эйвери Кларк, одинок ли он? Исабель поерзала в кресле и положила подбородок на кулак, как будто ей предстояло многое обдумать. Эйвери Кларк сейчас тоже один? Она предпочитала воображать, что да, один, несмотря на то что женат. Исабель не могла отрицать этот факт. Возможно, Эйвери работает в саду, а Эмма стучит ему в окно, крича, что он все делает неправильно.
Да, это было место, куда хотели унестись мысли Исабель. Она представляла Эйвери в саду, в рукавицах, помятая панама на голове. Возможно, он пропалывает сорняки в японском саду камней (она понятия не имела, есть ли у него такой сад), потом сгребает их в кучи. Она представила, как он опирается на грабли на мгновение, вытирает лоб… Ах, как Исабель хотелось протянуть руку и потрогать его за руку, прижать ладонь к его щеке. Но он ее не видит, не знает, что она рядом, и проходит мимо нее в дом, полуденная тишина висит над массивной мебелью, над лестницей с ковровым покрытием, над мягким диваном в гостиной. Он пойдет на кухню и нальет себе чего-нибудь холодненького, потом со стаканом в руке подойдет к окну и будет стоять там, глядя в сад.
Сидя в кресле, Исабель глубоко вздохнула. Ее удивляло иногда, как реально то, что она воображает, то, чего никогда не произойдет. (Что происходит? Ничего. Она просто сидит в кресле в безмолвном доме и просидит еще какое-то время.) Но он был так добр недавно в кабинете, так заботлив, сидя напротив за столом: «Как вы переносите эту ужасную жару, Исабель?» — так что она позволила себе и дальше воображать его, прислонившегося к подоконнику, пьющего что-то холодное. Он будет стоять, глядя в окно, глядя на грабли, оставленные в саду у стены, а затем он поставит стакан в раковину и поднимется по лестнице, потому что пора будет принять душ после работы в саду.