Несколько минут они трудились, вернее, занята была Исабель, а Эми наблюдала. Исабель устлала корзинку алюминиевой фольгой, и, взяв совок, они вышли в сад, где Исабель опустилась на колени и выкопала ноготки и колокольчики, набив корзину землей. Она работала с воодушевлением, капельки пота выступили над губой, в ложбинках под глазами. Эми, наблюдая за матерью, даже отвернулась.
— Так они дольше простоят, — сказала Исабель, выпрямляясь и вытирая лицо тыльной стороной руки, — чем если бы мы просто сорвали их.
— Да и смотрятся лучше. — Эми поглядела на корзинку, впечатленная результатом.
— Загляденье, правда? — Исабель оглядывала корзину, поворачивая ее из стороны в сторону.
Они вернулись в дом, где Исабель нашла белую ленточку и обвила ею ручку корзины, а затем ножницами (ни она, ни Эми не вспомнили в тот момент, что это были те самые ножницы, которые остригли волосы Эми) подрезала концы ленты, так что две белые завитушки свисали над голубым и желтым.
Больница была частная, из новых. Она походила скорее на скромное современное офисное здание, чем на госпиталь. Это было строение всего в два этажа с рядом окошек в цементных блоках, расположившееся в стороне от дороги. Входные двери были из стекла, но затемненного, и для Эми, которая вглядывалась в них через ветровое стекло, они казались труднопреодолимыми. Исабель припарковалась на краю автостоянки.
— Что теперь? — спросила Эми, держа корзину с ноготками и колокольчиками на коленях, холодок земли из корзинки начал ползти по ее бедрам. — Я же раньше никогда не была в больнице.
— Просто скажи им, что ты пришла к Стейси. Как ее фамилия?
— Берроуз. Они пускают детей?
— Тебе шестнадцать лет, — сказала Исабель и окинула взглядом Эми, оценивая, — но если кто-нибудь спросит, ты можешь рискнуть и сказать, что восемнадцать. Тогда пустят наверняка.
Эми взглянула на мать. Исабель никогда прежде не предлагала соврать. Эми приоткрыла дверцу машины, но потом заколебалась.
— Что, если в случае Стейси, я имею в виду, что она родила ребенка в таком возрасте, вдруг к ней не всех пускают?
Исабель не знала, что ответить.
— Это было бы несправедливо, — сказала она.
— Да, но если?
— Тогда скажи, что ты родственница. Раз надо.
— Хорошо. — Но Эми колебалась. — А ты что собираешься делать? У тебя есть что-нибудь почитать?
Исабель покачала головой:
— Иди уже.
Провожая Эми взглядом (темно-синие шорты из «Сирса» хорошо смотрелись с белой блузкой), Исабель внезапно распознала в дочкиной походке нерешительность, но она так ходила с детства. В радующей глаза симметрии ног, уходящих сейчас от нее, Исабель увидела нечто знакомое: правая нога Эми косолапила — ее всегдашний, характерный признак застенчивости — почти незаметный дефект походки, как будто девушка прятала невысказанные слова: «Я боюсь». Исабель вздрогнула, два образа Эми странно слились перед ее глазами — взрослой девушки с корзиной цветов в руках и маленькой кудрявой девчушки, идущей по тропинке к дому Эстер Хетч с пластмассовой куклиной головой в крохотных ручках.