Вот если бы она была женой Эйвери (заправляя бумагу в печатную машинку, она уже устранила Эмму Кларк с помощью быстротечного и почти безболезненного сердечного приступа), то Эйвери ответил бы, если бы кто-то спросил: «Да, ужасный вирус, но Исабель великолепно заботилась обо мне». Потому что уж она-то великолепно позаботилась бы о нем: заварила бы для него желейный десерт, обтирала бы салфеточкой лоб, принесла бы журналы, чтобы он не скучал в кровати (тут она опечаталась и огляделась в поисках корректора). Она бы села у кровати и сказала, что надо бы заказать луковицы гиацинтов, что пора заменить шторку в ванной, она как раз видела подходящую на распродаже, и как он считает… А он взял бы ее руки в свои и сказал: «Я считаю, мне очень повезло, что ты — моя жена». «Да, — думала Исабель, отвинчивая колпачок корректора, — я могла бы сделать его счастливым».
Вернувшись домой, Исабель застала дочь в отличном настроении. Ее юное личико сияло, когда она сновала по кухне, помогая матери готовить ужин.
До чего восхитительно ее девочка выглядела в эти минуты, как грациозно и легко она двигалась, расставляя приборы на столе.
— Я сегодня надела платье, которое сшила на уроке труда, — вспомнила Эми за ужином, — и мне сказали комплимент!
— Как мило, — сказала Исабель, — и кто же сделал тебе комплимент? — (Ей доставляло удовольствие сознание того, что она выражается грамотно.)
— Да так, просто люди; — ответила Эми.
Она все улыбалась, жуя кусок мяса, а лицо ее светилось под лучами заходящего февральского солнца.
— Оно всем понравилось, — добавила Эми. — Всем-всем.
Но настроение у девочек так переменчиво. Несколько дней спустя Исабель, придя с работы, встретила дома совсем другую Эми — раздраженную и колючую.
— Ну, как у тебя дела? — спросила Исабель, бросив ключи на стол и вылезая из пальто.
— Нормально, — невнятно буркнула дочь, захлопнула учебники, отодвинула стул и направилась к двери.
— Нормально и все? — Исабель ощутила прилив раздражения. — Что случилось?
Исабель не могла сохранять даже видимость спокойствия, когда что-то случалось с ее доченькой, а тут еще и ее собственный день едва ли можно назвать обычным — Эйвери был чем-то озабочен и расстроен.
— Ничего не случилось, — процедила Эми через силу.
— Эми Гудроу, не смей уходить.
У подножия лестницы Эми обернулась и уставилась на мать. Равнодушное, ничего не выражающее лицо, прикрытое пышными локонами.
— Я твоя мать! — Исабель сама не ожидала от себя такого отчаяния. — И у тебя нет никакого повода, чтобы так разговаривать со мной. Хочешь ты или нет, но мы живем под одной крышей, и я пашу на этой дурацкой работе день напролет, и я слишком высококвалифицированна, чтобы просто зарабатывать тебе на пропитание. — Исабель говорила это и сама себя ненавидела.