— Это невероятно! И какая она?
— Милая и непримечательная. Темные волосы, сильный подбородок, прямой нос. Я не очень ее разглядывал — не мой тип.
— Им было хорошо вместе?
Я не знал, что еще спросить. «Английская невеста Флобера», — думал я. Автор — Джеффри Брэйтуэйт.
— Да, кажется. Кажется, они были очень друг к другу привязаны. Он под конец неплохо изъяснялся в нежных чувствах по-английски.
— Значит, он овладел языком?
— О да, в письмах встречаются довольно длинные пассажи по-английски.
— А Лондон ему нравился?
— Да. Как же иначе? Все-таки город его невесты.
Милый старый Гюстав, бормотал я про себя. Я чувствовал к нему острую нежность. Здесь, в этом городе, век с небольшим назад, с моей соотечественницей, завоевавшей его сердце.
— А он жаловался на туман?
— Конечно. Писал что-то вроде: как вы умудряетесь жить в этом тумане? К моменту, когда джентльмен ухитряется разглядеть приближающуюся леди, уже слишком поздно приподнимать шляпу. Непонятно, как выживает нация, когда простая вежливость встречает такие препоны.
О да, это его тон — элегантный, дразнящий, немного двусмысленный.
— А Всемирная выставка? Он пишет о ней? Наверняка ему понравилось.
— Да. Конечно, это было за несколько лет до их знакомства, так что он упоминает выставку в сентиментальном ключе: мол, может, я, сам того не зная, прошел мимо тебя в толпе. Он считал, что выставка была ужасной и по-своему великолепной. Кажется, он рассматривал все экспонаты как бесконечный источник материала для своего творчества.
— Ага. Гм. — Почему бы и нет. — Он, видимо, не ходил по борделям?
Эд бросил на меня сердитый взгляд.
— Ну он ведь писал своей возлюбленной — вряд ли он стал бы ей хвастаться такими вещами.
— Нет, конечно, — смущенно согласился я.
Меня переполняло ликование. Мои письма. Мои
письма. Наверняка Уинтертон позволит мне их опубликовать!
— Когда я смогу их увидеть? Они у вас с собой?
— О нет.
— Нет?
Ну конечно, это разумно: их нужно хранить в надежном месте. В путешествии много опасностей… Или… Или я чего-то не понял. Может быть… Он хочет денег? Я вдруг понял, что абсолютно ничего не знаю об Эде Уинтертоне, кроме того, что ему достался мой экземпляр «Литературных воспоминаний» Тургенева.
— Вы не принесли с собой ни одного письма? — спросил я.
— Нет. Видите ли, я их сжег.
— Вы — что?
— Я, собственно, потому и сказал, что это странная история.
— За такие истории нужно сажать в тюрьму.
— Я думал, вы поймете, — сказал он, к моему изумлению, и широко улыбнулся. — Уж вы-то! Я вначале хотел вообще никому не говорить, но потом вспомнил вас. Я думал, хоть одному специалисту надо сказать. Просто для порядка.