Шестого сентября Андрей сидел в удобном кресле «Боинга» авиакомпании САС. Он возвращался домой. В Швеции на место выбитых в подвале зубов ему поставили дорогущую металлокерамику. Улыбка у Обнорского стала как у кинозвезды. Вот только улыбаться он стал реже.
Лету до Питера из Стокгольма чуть больше часу. Для Андрея он прошел незаметно. Совсем быстро он прошел — вместил всего одну человеческую жизнь. Губы старой шведки в кресле справа беззвучно зашевелились, и Обнорский услышал строгие слова молитвы. Они прорывались сквозь гул самолетных турбин, заменяющих орган, и плыли под низким небом. Совершенство древней латыни на высоте в девять тысяч метров сжимало сердце. Слова молитвы выскальзывали из салона и звенели в морозном воздухе.
— Мы летим трахать русских девок, — прогудел штурман в кабине «Боинга». Он засмеялся. И его слова тоже выскользнули наружу и прогремели над Кронштадтом. Впереди, в дельте Невы, лежал огромный город. Он хотел казаться живым. Но у него не получалось.
Милиция и прокурорские следаки еще не успели закончить осмотр места преступления, еще стояли на обочине изуродованные машины, а слухи о бойне в районе метро «Девяткино» уже расползлись по городу. Восемь трупов — не хрен собачий. На место стрелки Кащея со Счетчиком собралось большое милицейское начальство.
Толку от них здесь было немного. А если говорить начистоту — вовсе никакого. Оперы убойного отдела УУР и РУОПа косились на группу полковников и генералов не слишком приветливо. Дело-то реально работать придется именно операм, начальство здесь находится постольку-поскольку. А дело, между прочим, дерьмовенькое: следов полно, а вот свидетелей, похоже, нет.
— Странно, — говорил негромко один руоповец другому. — Раньше для таких стрелок, с кровушкой, братаны на Медное озеро ездили.
— Скоро они в центре города мочилово затеют, — хмуро отозвался его коллега. Оба оперативника были злы. Час назад Никита Кудасов направил их на станцию метро «Девяткино» поискать возможных свидетелей. Они опросили персонал станции, опросили ментов, дежуривших в метро, — никто ничего не видел и не слышал. Оба факта, конечно, имели свое объяснение: в утреннем тумане машины не были заметны, а стрельбу мог заглушить звук проходящего поезда. Однако операм нужны были свидетели, а не объяснения, почему их нет.
Когда они доложили о полученных результатах Кудасову, тот тоже высказался насчет тумана и проходящих электричек. А потом посоветовал ребятам взять на станции расписание всех пассажирских и грузовых поездов на период с 5.30 до 7 часов.