— С богом, православныя.
Мужики пробормотали короткую молитву, склонились над батюшкой и неторопливо покатили его по полю. А толпа хором закричала:
— Уродися, сноп, толстый, как поп!
Толкали мужики Лаврентия сажен двадцать, потом батюшка, уколов лицо жесткой стерней, повелел остановиться. Селяне сгрудились, сердобольно завздыхали:
— Освятил батюшка нашу землицу.
— Теперь, можа, господь и хлебушка даст.
— Должно уродить нонче, коли чудотворец милость пошлет…
Мужики подняли отца Лаврентия с земли, оправили подрясник, отряхнули от пыли. Батюшка облачился в епитрахиль и, подняв крест над головой, изрек:
— Святой Николай, помоги рабам божиим без скорби пахоту покончить. Будь им заступником от колдуна и колдуницы, еретика и еретицы, от всякой злой напасти… Приступайте к севу, миряне. Да поможет вам господь.
Толпа покинула поле, подалась к лошадям, телегам и сохам.
Исай с сыном принялись налаживать сбрую. Отец стягивал хомут, прикручивал оглобли, поправляя соху, а Иванка тем временем укорачивал постромки.
Когда все мужики приготовились к пахоте и вывели лошадей на княжий загон, к Исаю подошел приказчик.
— Тебе, Исаюшка, первую борозду зачинать. Выезжай с богом.
Исай смутился. Он замялся возле лошади, указывая приказчику то на одного, то на другого бывалого пахаря.
— Неча, неча, Исаюшка. Не первый годок борозду зачинаешь, ‑ ворковал Калистрат.
И только когда попросили Исая селяне, то крестьянин согласно мотнул головой и низко поклонился миру за предоставленную великую честь.
— Кого из мужиков к лошадушке поставишь, сердешный? ‑ вопросил пахаря приказчик.
Исай повел взглядом по толпе селян, а затем вдруг порешил:
— Иванку мово. Он парень толковый, с полем свыкся.
Толпа разом повернулась к молодому, статному, черноголовому парню, мирно восседавшему на телеге.
Никак не ожидал Иванка такого выбора. Лицо его разом вспыхнуло, зарделось. Парень спрыгнул с телеги, растерянно и изумленно глянул на отца.
— Ты чего это, батя?
Исай скупо улыбнулся в черную с сединой бороду:
— А ничево. Гнедка, говорю, бери.
К Иванке подскочил верткий, взъерошенный мужичонка в дырявом армяке Афоня Шмоток из бобылей.
— Погодь, погодь, милок. Проверим, мужики, умен ли у Исая сынок. А ну, угани загадку. ‑ И, не дав опомниться, Шмоток уцепился словно клещ за парня и выпалил, хитровато блеснув глазами: ‑ Стоит сноха, ноги развела: мир кормит, сама не ест.
Стоявшие мужики хохотнули, но Афониной причуде мешать не стали, любопытствуя, что ответит парень на мудреную загадку.
Стихла толпа, даже батюшка Лаврентий неподвижно застыл на месте, призадумавшись.