Якушка остался доволен княжьим ответом. Вышел в сени, улыбнулся, сдвинул колпак на затылок. Ну и чудной же князь! Сроду его не поймешь: то гневен, то милостями сыплет. Опять повезло Ивашке.
А князь, оставшись один, вновь уселся за стол и углубился в хозяйские расчеты. От приказчика Гордея давно нет вестей. Не напали ли на хлебный обоз лихие люди? А может, монахи обворовали, прикрываясь христовым именем? Теперь никому нет веры.
Андрей Андреевич взялся за гусиное перо и принялся выводить мелким кудреватым почерком цифирь за цифирью. Думал. На, Москве хлеб вон как подорожал. Самая пора последнюю житницу открыть. Жаль, Гордейка далеко. Он на эти дела горазд. Мигом все распродаст и в барыше останется…
Снизу, со двора, через распахнутое оконце громко раздалось:
— Эгей, Тимошка! Сыщи‑ка мне Болотникова. Куда он опять запропастился?
Телятевский отбросил перо. Вспомнил боярский Совет, всклоченную редкую бороденку низкорослого Василия Шуйского с хитрыми и пронырливыми белесыми глазами. Шуйский, опираясь обеими руками на рогатый посох, доказывал царю и Думе, что хана Казы‑Гирея надлежит задобрить богатыми подарками. Крымский хан до посулов[106] жаден. Смягчится и басурманскую рать свою снова в степи отведет. Князь Шуйский говорил также, чтобы Новгородское войско к Москве на подмогу не посылать‑де шведский король Иоанн вот‑вот нападет на порубежные северные земли.
Телятевский высказывал другое. Богатыми дарами татар не прельстишь, не остановишь. Войско следует слить воедино, в один кулак. Стянуть все рати спешно под Москву и ударить первыми по хану. Шведский король Иоанн, после разгрома под Нарвой и уступки порубежных крепостей Яма, Иван‑города и Копорья не посмеет вторгнуться на Русь без помощи Литвы и Польши, которые заключили дружественный союз с русским государем.
Доводы Телятевского поддержала Борис Годунов, оружничий[107] боярин Богдан Бельский, князь Тимофей Трубецкой…
Андрей Андреевич, закрыв обтянутую красным бархатом толстую книгу с золотыми застежками, снова отпил из кубка и недобро подумал о Шуйском. Хитрит князь, козни плетет неустанно, к власти рвется. Что ему Русь? Родной матери в угоду басурманину не пожалеет, черная душа. И всюду свой нос сует, пакостник. Вот и Кирьяк его человеком оказался.
…В тот день по дороге в Боярскую думу один из холопов напомнил Телятевскому:
— Прости, батюшка князь. О Кирьяке, про которого мужик Афонька толковал, я много наслышан.
— А мне до него дела нет, ‑ отрезал Телятевский.
Но челядинец, на свой риск, решил все же продолжить:
— Человек, этот многие годы ходил в приказчиках у князя Василия Шуйского.