Телятевский откинулся в кресло. По его лицу пробежала тень. Он долго сидел молча, зажав в кулаке недопитую чарку с вином, а затем раздумчиво вымолвил:
— Угодил как‑то мне Шуйский в капкан. Хитрющий зверь, но попался. Тогда бы ему не выбраться из него, да случай помог. Выскользнул, как гадюка, и с той поры жалить стал.
— Не пойму я тебя, князь. Загадками говоришь.
— Ты уж прости меня, Василий Федорович, но ответить на твой вопрос покуда не в силах. Придет время ‑ все обскажу, как на исповеди.
— Ну‑ну, князь. Чужой язык не вывернешь, ‑ обидчиво уколол Телятевского Василий Федорович.
— Не серчай, князюшка. Давай‑ка выпьем еще по чарочке да и на поля наведаемся. На мужиков глянуть надо. Нынче смерд не тот стал. В твоей вотчине все ли тихо?
— Куда там, князь. Бунтуют мужики. В одной деревеньке приказчика побили. Помрет теперь, поди. Другие в бега подались. Вот и еду смерда усмирять. Ох, и непутевое времечко.
— Доподлинно сказываешь, князь Василий. Мужика в крепкой узде держать надлежит. Царь Иван Васильевич обыкновенно говаривал, что народ сходен с его бородою: чем чаще стричь ее, тем гуще она будет расти.
— Вестимо так, князь Андрей. Пойдем, однако, на ниву. Погляжу твоих мужичков.
На другой день, утром, пахали страдники второе княжье поле. Новый загон был много тяжелее, каменистее. Лошади быстро уставали, выбивались из сил. Мужики отчаянно ругались, ходили злые.
Незадолго до обеда крестьянин Семейка Назарьев выпряг своего тощего поджарого мерина, освободил его от сохи и вывел на межу.
Утирая рукавом домотканой рубахи пот с прыщеватого лица, Семейка жалостливо смотрел на свою захудалую лошаденку и, чуть не плача обмолвился:
— Не тянет Савраска, вконец замаялся.
Подскочил приказчик. Вчера вечером встречал он в хоромах князя, а спозаранку уже бегал по загону.
— Ты чегой‑то, Семейка, не при деле? Все на борозде, а ты на межу выбрался. Не гоже эдак, сердешный.
Зная, что от приказчика теперь так просто не отступиться, мужик взмолился:
— Помилуй, Егорыч. Задохся конь. Того гляди, ноги протянет. А мне еще свои три десятины поднимать. Что хошь делай ‑ невмоготу.
— Мокеюшка, подними‑ка мужика с землицы. Вижу, до княжьего дела нет у него радения, ‑ приказал своему телохранителю приказчик.
Мокей шагнул к пахарю, поднял его за ворот рубахи на ноги, притянул к себе и вдруг своим волосатым, словно пудовая гиря, кулачищем, страшно ударил Семейку по лицу. Страдник грохнулся наземь. Изо рта хлынула кровь, обагряя белую, взмокшую от пота рубаху.
— Глянь, что делает паук мирской, ‑ побледнев, выдавил из себя Исай, пахавший загон неподалеку. ‑ Так и насмерть зашибить недолга.