Устинья рванулась от приказчика, сердито очами сверкнула.
— Не замай!
— А ты не серчай. Я вона какой ядреный. Девки меня дюже любят. И ты приголубь, ягодка. Три рубля отвалю, ‑ заворковал Кирьяк и снова облапил бабу.
Устинья что есть сил жамкнула крепкими зубами мясистую волосатую руку. Кирьяк больно вскрикнул и отпустил бабу. На руке выступила кровь.
— У‑у, стерва! ‑ вознегодовал приказчик и, схватив тяжелую чарку со стола, ударил бабу по голове.
Устинья охнула и осела на пол.
— Вот так‑то, нечестивая! ‑ по‑звериному прорычал Кирьяк и потащил бабу на широкую лавку.
…В дверь тихонько постучали. Приказчик босиком прошлепал к двери и отомкнул крючок.
В избу вошел староста, глянул на пьяную бабу, часто закрестился.
— Эк, блудница, развалилась.
— Ты ее водичкой спрысни, Митрий. Чевой‑то сомлела баба. Маленько поучил рабу, кабы не сдохла.
— Ай‑я‑яй, ай‑я‑яй, ‑ засуетился староста. Зачерпнул ковш студеной воды из кадки и подошел к Устинье. "Экое тело благодатное, прости осподи, греховодно подумал старик.
— Лей, чево рот разинул. А, может, и сам бабу сподобишь? ‑ хохотнул Кирьяк.
— Упаси бог, батюшка, ‑ поспешно проговорил Митрий и выплеснул воду на лицо бабы.
Устинья застонала, качаясь всем телом, привстала на лавке. Староста кинул ей ветхий крестьянский зипун.
— Облачись, да в свою избу ступай.
Устинья словно во сне, ничего не видя перед собой, натянула на голое тело мужичий зипун. Наконец пришла в себя, подняла голову на приказчика. Тот попятился от ее взгляда ‑ жуткого, леденящего.
— Ох, и зверь же ты, приказчик. Надругался хуже татарина, ‑ чуть шевеля губами отрешенно и скорбно, выдавила Устинья.
— Убирайся, баба. Не злоби душу мою, ‑ лениво проворчал Кирьяк, натягивая на босую ногу кожаный сапог из юфти.
— Уйду, злыдень. Да только и ты со мной.
Устинья поднялась с лавки, шмыгнула к столу и зажала в кулаке острый широкий хлебный нож.
— Умри, ирод! ‑ воскликнула Устинья и метнулась к насильнику.
Кирьяк, однако, хоть и был во хмелю, но успел перехватить руку обезумевшей бабы. Нож слегка лишь царапнул по его широкой груди. Кирьяк пнул коленкой бабу в живот. Устинья скорчилась от боли и выронила нож.
Приказчик после этого вконец рассвирепел и крикнул холопов с улицы.
— Тащите женку на сеновал!
Холопы, посмеиваясь, поволокли упиравшуюся, дико орущую Устинью во двор.
Вдоволь наглумившись над бабой, хлопцы выкинули ее голую на улицу. Не вынеся позора, Устинья прямо через всю деревню бросилась к реке и, не раздумывая, кинулась в черный глубокий омут.