– Откуда ты знаешь?
– Простейшая логика: когда ребенок в доме, вещей тоже много, но они не лежат в таком идеальном порядке. Малыша можно отдать кому-то на время, чтобы спрятать. Но если он в доме, это будет видно по посуде, по игрушкам… А у нее как в музее. Думаю, ребенок все же был, но с ним что-то случилось. Потому что о несуществовавшем ребенке никто бы так беспокоиться не стал.
– И это «что-то» сводилось к Славину. – Это не было вопросом со стороны Вербицкого, он и сам догадался. – Вполне вероятно.
– Уж не знаю, что он ей сделал, но Алисе больше хотелось убить его, чем жить с ним. Когда те уроды, что охотились за мной, стали рассказывать о бабе, которая их наняла, я сразу Алису вспомнила. Может, потому, что она еще после первого разговора у меня из головы не шла. Только я не думаю, что она организовала это изначально. Тебя-то она раньше не встречала, у нее не было причин ненавидеть тебя! Скорее всего, ее просто использовали как человека, на которого потом укажут исполнители.
– Практичный шаг, – признал Даниил. – Особенно если тот, кто работал с ней, догадался о ее суицидальных планах. Слушай, а ты молодец!
– Да? Только кому от этого легче? Она же все равно мертва!
– И ты по-прежнему не имеешь к этому отношения.
Легко сказать… Но чувство вины – оно как паразит: так просто не отпускает. Прицепится и пьет энергию, как будто все хочет забрать. И еще перед глазами одни и те же картины мелькают: крыша эта, ненавидящие глаза Алисы, потом окровавленная игрушка на асфальте.
Даниил все понимал, поэтому не приставал к ней с лишними разговорами и уж тем более упреками. Он просто все время оставался рядом, дальше чем на шаг не отходил. Когда она наконец добралась до кровати, он устроился рядом и долго рассказывал что-то о психологии самоубийц, о том, что помочь некоторым из них нельзя, как нельзя винить себя за чужие ошибки.
Агния слушала его вполуха. Звук его голоса приносил гораздо большее успокоение, чем слова, которые он говорил.
Уснуть ей удалось под утро, и то девушка подозревала, что виной тому действие успокоительного чая, который откуда-то притащила Маша. На это указывал и тот факт, что сон был ненормально крепкий, без сновидений, которые сейчас были и не нужны.
Проснулась она поздно. Бодрости не наблюдалось, но депрессия отступила. Она даже смогла улыбнуться Даниилу, ожидавшему ее на кухне, вполне искренне.
– За то время, что я спала, нас не пытались поджечь, взорвать и атаковать ракетами из космоса? – полюбопытствовала она.
– Вроде бы нет. Или я не заметил… ракеты нынче уже не те! Агния…