Это жизнь другого уровня. Предназначенная для других людей.
Правда, некое благоговение перед роскошью испытывал только Филипп. Остальные его товарищи по секции даже паузы не сделали – оседлали тренажеры и громогласно делились впечатлениями.
Викторыч с важным видом прохаживался между тренажерами и комментировал:
– Не ленитесь! Теперь уже никаких отговорок, что тренажер нагрузку не держит! Любая нагрузка только от вас зависит! Давайте, сынки, работайте!
Тренер был доволен. На это указывали два факта: то, что он называл их «сынками», и то, что все еще был трезв. Несмотря на вечернее время.
– Филька, бабку твою через коромысло, не отлынивай! Двигай, двигай!
Действительно, пора бы уже перестать восхищаться всеми произошедшими недавно переменами и принять новое окружение как данность. Но странно ведь, так странно! Еще недавно он продумывал, как бы вытравить клопов из матраса, а теперь спит в собственной комнате, занимается на дорогущих тренажерах. О том, какую цену за все это придется платить, он не думал.
Да уже пришлось… Воспоминания о нападениях заставили сжать зубы и двигаться быстрее, надеясь усталостью погасить стыд. Тренер заметил это и понял, естественно, неправильно:
– О, молоток, совесть в твоей бабьей тушке проснулась!
Викторыч был тренером, а не психологом.
Злиться на него не получалось. Как ни крути, а этот человек единственный, кто сумел изменить его жизнь к лучшему.
Своих родителей Филипп вроде как видел, но не помнил совершенно. Согласно официальным документам, в приют он попал в возрасте пяти лет, до этого жил с «неблагополучными» родителями. Но от них в памяти остались какие-то обрывки картин, черно-белые сны и почему-то чувство брезгливости.
Нельзя сказать, что в детском доме его ожидала сказка. Она там никого не ожидает… Но и адом Филипп это место не считал. Во-первых, ему повезло оказаться во вполне неплохом, пусть и не элитном приюте, откровенного беспредела там не было. Во-вторых, природа подарила мальчишке крепкое здоровое тело, что для детей «неблагополучных» редкость. Поэтому все попытки его обидеть получали жесткий отпор.
И все равно обзавестись друзьями и почувствовать себя как дома ему не удалось. Тихий и задумчивый, он предпочитал не участвовать в общих шумных играх. Не кокетничал с приемными родителями, приходившими смотреть детей. Его сила и независимость вызывали у других детей враждебность, его банально бойкотировали. Да и осознание того, что в будущем его ничего хорошего не ждет, угнетало.
Вот тогда и появился Викторыч, точнее, Василий Викторович Соловьин. В детский дом, где вечно не хватало сотрудников, он устроился сразу на несколько должностей, в основном связанных с преподаванием. Раньше он был тренером по борьбе в частной спортивной школе, но был уволен за склонность к беспробудному пьянству.