— Сразу все мне не отдать. Вы понимаете?
— Чего не понять? Зарплату задерживают: инфляция… на хлеб не хватает.
Джабраилов сделал пару затяжек, бросил и затоптал ногой сигарету. Он очень скверно себя чувствовал: от удара дубинкой кружилась голова. Еще хуже было моральное состояние. Он был умен и опытен, понимал: деньги — самая малая цена, которая возможна. В принципе, его могли убить или продать в рабство… Он не боялся этого. Больно было от того, что придется отдавать деньги, предназначенные для Мириам. И отдавать придется втрое больше, чем заработано. Понятно, что инициатор аферы — полковник Павел Сергеевич Тихорецкий — не вернет ни цента. Крайним оказался он, Магомед Джабраилов, а в конечном итоге — Мириам.
— Ну? — прервал его размышления чей-то голос. Чей, он не определил.
— Сейчас смогу отдать только половину.
— Дуру-то не гони, — сказал Лысый, — не такой ты у нас и бедный.
— Правду говорю. Что есть — все отдам, остальное через месяц.
Лысый кивнул Звереву. Вдвоем они отошли в сторону, закурили, посовещались несколько минут. Боевики и Магомед дожидались их решения. Магомед стоял, привалившись к мешкам с импортным песком. Он думал сейчас только о том, чтобы не упасть. Хотелось лечь, прикрыть глаза… Но он не мог показывать свою слабость перед этими людьми. Вспыхивали в полумраке огоньки сигарет Лысого и Зверева. Они о чем-то тихо говорили. Слов было не слышно, но Магомед Джабраилов отлично понимал: сейчас эти двое решают его судьбу. По крайней мере на тот срок, пока они не получат деньги.
Сигареты потухли, Сашка и Лысый подошли к дагестанцу.
— Ну ладно, Магомед, — сказал Сашка. — Сколько можешь отдать сейчас?
— Сто тридцать тонн… может — сто сорок.
— А может и двести, — подхватил Лысый. — Не так ли?
— Нет, — отрицательно качнул головой Магомед, — столько нет. Дайте месяц, я соберу.
Перед глазами расплывались оранжево-желтые пятна, лица своих мучителей он видел плохо. Он держался уже из последних сил.
— Неделя, — сказал голос из желтой пелены. — Неделя, Магомед. Дальше — счетчик. Понимаешь?
Он показал веками: понимаю. В воздух взлетела самодельная дубинка Кента. Зловещий черный кусок шланга, вращаясь, взлетел под потолок… Он взлетел над пожилым, почти теряющим сознанием человеком в мокром кашемировом пальто, над бандитами, над оперуполномоченным двадцать седьмого отделения милиции Александром Зверевым.
Полет этого грубого куска шланга продолжался долго. Невероятно долго. Зверев смотрел на него не отрываясь. Он смотрел на черный, с синей изолентой обрубок и понял вдруг, что больше у него нет права сказать про себя: я опер УР. Я — мент.