— Ну, хватит! — рука Батона жадно потянулась к обидчику хозяина.
На этот раз Семен Аркадьевич даже прикрикнул:
— Уймись, козел! Знаешь, сколько я недавно заплатил имиджмейкеру за эти же советы?
Он повернулся, с любопытством осмотрел Андрея с ног до головы:
— Ты вообще откуда взялся?
— Мать родила, — небрежно заметил Дорохов, — Андреем назвала.
— Это хорошо… — явно думая о чем-то другом, протянул Семен Аркадьевич. — Батон, — обратился он к телохранителю, — деньги есть?
Батон достал из кармана пиджака горсть мятых российских банкнот вперемешку с долларами. Семен Аркадьевич, брезгливо морщась, вытащил из этой кучи несколько бумажек с портретами американских президентов и сунул их Андрею. Потом повернулся и, вихляясь, как на шарнирах, направился к машине. Однако сразу в салон не полез, остановился, держась за дверь.
— В рулетку когда-нибудь играл?
— Не приходилось. По телевизору видел… — неопределенно заметил Андрей.
— Это неважно. Всего тридцать шесть квадратов: на что ставить?
Андрей бросил сигарету на асфальт, раздавил огонек носком ботинка.
— Поставь на семь.
— А еще? — Семен Аркадьевич буравил его маленькими, поросячьими глазками.
— Ну… — Дорохов задумался, какое-то время смотрел себе под ноги. — Попробуй шестнадцать или восемнадцать…
— А еще?
Стоявшие вокруг телохранители напряженно вслушивались.
— А еще, — повторил Андрей, — выпей рюмку водки и поезжай домой отсыпаться.
Ничего больше не сказав, Семен Аркадьевич сел в свой шикарный джип и мягко хлопнул дверью. Кавалькада снялась с места и на большой скорости понеслась к повороту на Беговую улицу. Какое-то время Андрей смотрел на красные огоньки машин, потом повернулся и, слегка прихрамывая, поплелся к станции метро.
В светлом вестибюле было пусто и холодно, за забранным решеткой окошком коротала свою жизнь пожилая кассирша. Одиноко скучавший милиционер внимательно рассмотрел Андрея, сочтя его условно благонадежным, отвернулся и стал столь же тщательно изучать рекламный плакат на белой мраморной стене. Впрочем, сам Андрей не настаивал, чтобы каждый встречный просил у него автограф, и поспешил миновать турникет. Если не считать нескольких типов с усталыми московскими лицами, платформа станции была практически пуста. Маленькая женщина в комбинезоне и огромных, не по размеру бахилах шла за тарахтевшей уборочной машиной. Во всех ее движениях было столько заученного безразличия, что невольно казалось, будто цель ее похода — горизонт. Какие-то странные обрывки мыслей носились в растревоженной голове Дорохова. В них фигурировали слова про страну и народ — их почему-то было жалко, — потом, неведомо откуда, явилось знакомое с детства предчувствие праздника, но тут из черноты тоннеля налетел, светя прожектором, поезд. Двери открылись и Андрей с размаху плюхнулся на потертый дерматин дивана. В следующее мгновение он уже спал глубоким сном праведника. Удивительное дело, собственная судьба не волновала его, как не беспокоил дробный перестук колес. Так, наверное, раскачиваясь в кибитке, спали сотни тысяч русских людей, путешествовавших по бескрайним просторам Российской империи.