Все четверо парней начали наперебой срывать с нее одежду, рвать белье и избивать. Ее повалили на асфальт и били ногами в лицо, в живот, в грудь, по голове. Еще в сознании она молила их, цепляясь руками за грязные сапоги и кроссовки: «Не убивайте, пощадите, у меня дети маленькие!»
В этих парнях была такая злоба, что остановить их смог бы только пулемет…
Один из них схватил с земли металлический прут и со всей силы ударил женщину по грудной клетке. Она хрипло выдохнула «ыых» и потеряла сознание.
— Здесь ее оставим? — высморкнулся на нее один из парней.
— А вдруг не сдохла? Поджигай ее!
Парни собрали всю одежду, сорванную с Карины, и бросили на нее. Распотрошили сумку с вещами и бросили туда же, до кучи.
— Керосин давай! — скомандовал главный.
— Погоди. Надо ей память о муже оставить…
Он схватил за ногу истерзанную женщину и засунул ей между ног металлический прут.
Потом ее забросали одеждой, перемазанной в крови, облили керосином и подожгли.
— Факел дружбы народов. — заржал главный, и они медленно пошли дальше…
…Яркий костер уносил в небо любовь, надежду и долг.
Мухаммед взял в руки провода и уже опытным жестом нежно провел ими по напряженным бедрам Тани.
— Ты готова? Расслабь ягодицы, будет больно!
Таня кивнула и сжала зубы.
Мужчина хлестнул втрое сложенными проводами по попке девушки.
— Ааа! — закричала она и до крови прокусила губу.
— Терпи, сама провинилась, теперь получи, — разжигал себя «палач».
Он хлестнул еще раз, сильнее, и на теле выпучились бордовые «жгуты» от проводов. Резкая боль не сразу проявлялась, она возникала волнами, разливаясь по телу непонятным доселе удовольствием.
Тело нервно подергивалось под каждым ударом, ягодицы сжимались и разжимались, на них явственно проступили алые рубцы.
— Еще, — сказала она. глядя помутненным взором в глаза Мухаммеду.
Он стеганул по бедрам, по попе, потом переложил провода не втрое, а вдвое и как длинным хлыстом нанес опоясывающий удар по ногам.
— Ааа! Больно! — закричала и заплакала Таня.
— Тебе стыдно? Тебе должно быть очень стыдно за свое поведение! — приговаривал Мухаммед и наносил новые удары.
Больше он не спрашивал разрешения, он ждал только сигнала «стоп», все остальное принималось за крик удовольствия.
Попеременно то мухобойкой любовно охаживал вспотевшие груди, то проводами по бедрам стегал от всего сердца — ему безумно понравилось быть хозяином чужого тела.
Таня терпела из последних сил. но вместе с тем испытывала чувство, похожее на оргазм. Ее возбуждала его мнимая власть над ней. Ей нравилось ощущать боль, потому что ее душа полностью атрофировалась, сердечные страдания были «отбиты». Руки начали отекать, но груди требовательно горели. Ей хотелось еще.