— Я карикатуры только смотрю… На фиг заморачиваться?
Папашка вскочил и всплеснул нервными руками:
— Какая ПРЕЛЕСТЬ!
Он так развеселился, что еще несколько минут хлопал себя по коленкам и в ладоши. А потом вдруг резко угомонился и холодным взглядом уставился на Светку.
— Какая очаровательная дуреха…
— Да мне плевать. — сказала Светка и тоже закурила.
— А за сиську твою можно подержаться, если тебе плевать? — спросил папа Виктор.
— Держитесь, если хотите, — абсолютно равнодушно ответила Светка.
Папашка пощупал Светкину грудь:
— Ничего, справный бабец… Ну. вы еще. девчонки, заходите, посидим, поболтаем о политике… В шахматы вы, конечно, не играете?
Мы поднялись.
— Ну, конечно, куда вам в шахматы играть, безмозглым… А ты, — обратился он ко мне, — если станешь известной, не забудь меня в Рио-де-Жанейро свозить. Ставки сделаны, господа присяжные заседатели! Ставки сделаны…
Глава 6
Глубокие чувства интернационализма
Когда я вернулась домой, мама уже была обижена.
— Зачем ты к Горынычу ходила? — тоном субъективного следователя спросила она.
Пока мыла руки, собралась с мыслями, что наврать.
— Просто шла мимо, решила зайти…
— Когда ты виновата, у тебя всегда фраза начинается с «просто». Виктор сказал, что ты проститутку какую-то привела.
— Это Светка была, а не проститутка! — возмутилась я закулисным интригам. Кто бы говорил! Спаивал, щупал, а потом нажаловался и обосрал…
— А тебе в голову не пришло, что мне будет неприятно? Зачем ты притащила к нему молодую и симпатичную подругу? У него всегда отбоя от женщин не было, для него она очередная кисуля, не более!
Я удивленно посмотрела на любимую мамочку и села за стол:
— Ты это серьезно? Ты действительно считаешь, что ЭТОТ может быть кому-то интересен? Тем более моей Светке? Ты ошибаешься!
Мама холодно на меня посмотрела (точь-в-точь как папа Виктор) и сказала:
— Ой, девочка, ты недооцениваешь коварства этого человека! Он — Змей Горыныч! Но безумно притягательный и умный. Поэтому ты такой талантливой и яркой родилась, что я любила и люблю этого мужчину.
— Хорошо. Я скажу тебе правду. Мы хотели попросить денег на репетитора. Вот и весь наш коварный замысел.
Мама хохотнула и шлепнула мне в тарелку гречневую кашу, которую называла «размазней».
— А шпроты? — вывернулась я к столику возле холодильника.
— Шпроты на Новый год оставила. Нечего сразу все съедать, вчера только заказ получила… Он вас хотя бы покормил?
— Нет. У него продуктов нет.
Про «бабу-сволочь», которая накануне съела все его запасы, я не стала говорить. Зачем, если мать так болезненно относится к присутствию других женщин…