и…
Драная Борода схватил латунное кольцо и с размаху стукнул говорящую голову. Слова слились в протяжный стон боли.
— Даже и не думай, жалкий лицемер. Ты здесь на своем месте.
Привратник снова повернулся к Филиппу.
— В газете написали, что произошла досадная ошибка и слухи о моей внезапной отставке беспочвенны. Понятия не имею, почему я так неожиданно получил прощение, но я и не жалуюсь… — Драная Борода осекся и прищурился. — Я заметил, что ты удивился, когда меня увидел. Но ведь ты уже успел научиться врать. Скажи мне честно, Филипп, ты в этом как-то замешан?
— Нет, — ответил Филипп и поднял вверх руку. — Клянусь.
— Здесь многие любят клясться, — Драная Борода внимательно посмотрел на него. А потом удовлетворенно кивнул. — Рад это слышать. Отпущение грехов, на самом деле, куда хуже, чем его отсутствие.
Демон поднял глаза и посмотрел на древнего старика, сидевшего верхом на лошади немного поодаль.
— Попутчик у тебя, прямо скажем, не веселый. Куда ты собрался с ним вдвоем?
Филипп хотел ответить, но его перебил резкий свист, становившийся все громче и громче.
— Чайник закипел — чтоб ему неладно, — выругался Драная Борода. — Подожди минутку.
Он исчез за дверью.
— Что скажешь насчет чашки чая? — донесся знакомый голос из-за угла.
Филипп обошел дом и увидел Равину, она развешивала на веревке свежевыстиранные плащи Драной Бороды. Кухарка Сатаны покосилась на Мортимера, и глаза ее сделались грустными.
— На дорожку? Можем угостить и твоего попутчика, если хорошо попросит.
— Спасибо, не стоит, — мрачно ответил Мортимер. — Ты идешь, Филипп? Нам нужно спешить.
— Равина, что ты сделала? — Филипп обратился к кухарке, оставив без внимания недовольное ворчание Мортимера. — Как тебе удалось заставить Люцифера помиловать его?
— Мне? Почему ты думаешь, что это моих рук дело? — Равина лукаво улыбнулась, наклонилась к Филиппу ближе и шепнула на ухо: — Я знаю его слабое место. Тот, кто готовит в доме пищу, всегда наделен властью. Стоит какое-то время посидеть на диете из нелюбимых блюд, и будешь готов душу продать за ломоть черствого хлеба. Только не говори ничего Малышу. Он так гордится тем, что получил прощение и…
— Филипп, мое терпение сейчас лопнет, — разозлился Мортимер, а лошадь громко топнула копытом.
— Он мне никогда не нравился, — пробормотала Равина. — Ты уверен, что хочешь ехать с ним?
Филипп кивнул в ответ.
— Придется.
— Филипп, предупреждаю в последний раз!
— Помолчи-ка! — крикнула ему Равина, и Мортимер надулся, как капризный ребенок. — Сейчас он придет. У него, черт возьми, есть минутка, чтобы обняться на прощание!