Сталин был информирован о дипломатических интригах Запада и открыто заявил, что знает об их направленности. За пять дней до оккупации Праги, в докладе на XVII съезде 10 марта 1939 года, Сталин отметил, что те же самые страны, которые «уступили» Германии «Австрию, несмотря на наличие обязательств защищать ее самостоятельность, уступили Судетскую область, бросили на произвол судьбы Чехословакию, нарушив все и всякие обязательства, а потом стали крикливо кричать «о слабости русской армии», о «разложении русской авиации», о «беспорядках» в Советском Союзе, толкая немцев дальше на восток, обещая им легкую добычу и приговаривая: вы только начните войну с большевиками, а дальше все пойдет хорошо.
Нужно признать… это похоже на подталкивание, на поощрение агрессора… Деятели этой прессы до хрипоты кричали, что немцы идут на Советскую Украину, что они имеют теперь в руках так называемую Карпатскую Украину, насчитывающую около 700 тысяч населения, что немцы не далее как весной этого года присоединят Советскую Украину, имеющую более 30 миллионов, к так называемой Карпатской Украине.
Похоже на то, что этот подозрительный шум имел целью поднять ярость Советского Союза против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований ».
Конечно, это было сказано не только для внутреннего пользования. Сталин первым из мировых лидеров предельно объективно оценил ситуацию и демонстрировал мировым политикам, что ясно представляет их цели. Он объявил о начавшемся «переделе мира, сфер влияния и колоний с помощью военной силы» . О переделе, в котором участвовали два блока империалистических держав: блок трех агрессивных государств, связанных Антикоминтерновским пактом, и блок в составе Англии и Франции.
«Однако Англия и Франция, – продолжал Сталин, – отвергли политику коллективной безопасности, коллективного сопротивления и заняли позицию нейтралитета… А политика невмешательства означает молчаливое согласие, попустительство агрессии, потворство в развязывании войны».
Это опасная игра, отмечает он: «В политике невмешательства сквозит стремление, желание не мешать агрессорам творить свое черное дело, не мешать, скажем, Японии впутаться в войну с Китаем. А еще лучше с Советским Союзом, не мешать, скажем, Германии … впутаться в войну с Советским Союзом, дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину войны. А потом, когда они ослабнут, выступить на сцену со свежими силами, конечно, «в интересах мира», и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия. И дешево, и мило!» [3]