Семен Ефимович выронил брелок на асфальт, рука рванулась к карману. В живот ему уперлись стволы обреза.
В сотне с небольшим метров от них Сашка-Краб щелкал затвором «Никона». Из салона «волги» он не мог видеть оружия в руках коллеги, но точно знал — оно уже появилось. Странный тип, прихвативший Хромого, был явно дилетантом. Именно такие особенно опасны, так как непредсказуемы. Краб щелкал затвором фотоаппарата и ждал выстрела.
Дуче внезапно обмяк. Вид обреза, самого нетабельного оружия в мире, отрезвил его. И еще — тупая морда Прапора. У лагерного вертухая такая морда — обычное дело. А опера… нет, не тянет этот лох на опера. Видно, точно — приозерский барыга.
— Убери волыну, — жестко сказал Дуче, — пока не замели.
— Чего?
— Ствол убери, сапог хренов. В машину, быстро.
Дуче поднял с асфальта ключи. Оторопевший Прапор так и стоял с обрезом двустволки в руке.
Выстрела не прозвучало. Сашка-Краб озадаченно покрутил головой и снял, как коллега сел в машину Хромого. Что-то есть во всем этом… Только вот что?
Дуче резко, с проворотом колес, рванул с места. Стотридцатисильный двигатель позволял. Автомобиль пересек сплошную осевую и резво пошел в сторону Петропавловки по Кронверкской набережной. Следом за ним неотступно катили две неброские машины наружки. Сверкал на солнце шпиль над Заячьим островом, текли по тротуару люди. Гид лопотал что-то по-английски группе японцев или корейцев возле огромного автобуса. Туристы задирали головы и непрерывно фотографировали. Ветерок доносил слабый запах навоза из зоопарка.
И никто не догадывался, что только что дьявол свел вместе двух своих слуг. Темно-синий, почти черный «скорпио» уносил их по набережной.
* * *
Лешка ушел на работу, и Наталья осталась одна. Нужно было ехать на биржу, но не хотелось. Она решила, что поедет завтра. С инспектором у нее сложились нормальные отношения… Да и толку-то от биржи, по правде говоря, никакого. Кризис.
Все утро она чувствовала странное беспокойство. Пыталась отвлечься, заняться по-хозяйству. Ничего не получалось. Она включила ящик, пощелкала каналами и через пять минут выключила. Везде гнали либо сериалы, либо вчерашние экономические и криминальные страшилки. Положительным было только одно — заметно меньше стало рекламы. Кризис.
Запиликал телефон. Она вышла в прихожую, сняла трубку:
— Алло!
Рядом с телефоном свисал с вешалки Лешкин шарф. Она прижалась к нему щекой. Жесткие ворсинки кололись. Как Леха, когда небритый… небритая Птица. Смешно…
— Наташа? — спросил из трубки незнакомый голос.
— Да, слушаю.
— Наташа, я вам по поручению Алексея звоню. У нее мгновенно пересохло во рту, ворсинки впились в щеку хищными когтями. Вот оно — предчувствие!