Ультиматум губернатору Петербурга (Новиков, Константинов) - страница 8

— Постойте, Повзло, — резко оборвал его Рощин. — Что вы несете?

— Ладно вам прикидываться. Передо мной не надо. Я, конечно, не все знаю. Но многое. Я тоже не всю картину сразу ухватил. И если бы не Валентин, никогда бы, наверное, не связал все факты в одно.

— Кто такой Валентин?

— Здорово. Просто здорово, господин чекист. Пришили человека, а имя узнать не удосужились.

Он, конечно, никакой не Валентин, но мне известен именно под этим псевдонимом.

— Стоп! — Рощин поднял руку. — Давайте по порядку.

Коля наконец-то закурил сигарету, которую уже несколько минут вертел в руках. Посмотрел на часы: двадцать три сорок. Через восемьдесят минут ребята начнут его искать. Ну и что это даст? Скорее всего ничего. То, что он находится здесь, знают только чекисты… Похоже, это конец. Жить осталось совсем недолго — столько, сколько будет длиться его рассказ. По порядку, говоришь? Ну что ж, давай по порядку… Только у нас с вами представления о порядке разные. У вас, господа палачи, порядок — это когда все думают одинаково, одеваются одинаково, на партсобраниях голосуют как один, книжки читают одинаковые… А тех, кто смеет думать по-другому, — в лагерь, в психушку. Или — еще проще — пулю в затылок… как Валентину. В центре города…

Коле стало тоскливо. Тоскливо, страшно и одиноко. Как они это сделают? А? Эта мысль возвращалась снова и снова. Глупо, но избавиться от нее не удавалось.

— Значит, говорите, по порядку? — сказал он. И снова замолчал. Молчал и Рощин, и волкодав на стуле у приставного столика. Только ветер все загонял и загонял снег в искалеченную телефонную будку, катил стреляную гильзу…

Коля поднял глаза на майора. Странно, но во взгляде чекиста не было ничего зловещего. Коле даже показалось, что он смотрит с сочувствием. Ага! Сейчас он смотрит сочувственно, а потом точно так же, сочувствуя, прикажет волкодавам напоить тебя водкой и сбросить с набережной в ледяную невскую воду. Недоразумение.

— Что же вы замолчали, Николай Степанович?

— Собираюсь с мыслями. Предсмертный монолог должен прозвучать достойно. Не так ли, майор?

Рощин не ответил. Где-то на Литейном прогрохотал трамвай, Коля вздрогнул. Окна его квартиры выходили на перекресток, трамваи грохотали и скрежетали там от души. Он всегда ненавидел этот скрежет. Но сейчас ненавистный звук показался почти милым, почти родным. Скоро всего этого не будет…

— Слушай, майор, по порядку. Как я на вас вышел? Долгая история… Но ничего, мне торопиться некуда. Расскажу. Все началось больше месяца назад. Агалатовские события помните?

— Помню, — хмуро сказал Рощин.